— И получилось круто! — захихикала она.
— Никаких больше коров, — проворчал я.
Марни со всех ног бросилась к своему любимому магазинчику под названием «Бутик Бутикович». Рекламный слоган на витрине гласил: «Не просто шик, а двойной шик!» Она едва не врезалась в двух женщин, толкавших перед собой детские коляски.
— Энди, зацени.
Я уныло поплелся к витрине. Марни прижалась лицом к стеклу, жадно взирая на стопку свитеров. На ценнике было написано: «Чистый кашемир».
— Закатай губу, — сказал я. — Это глупости.
Она сильно ткнула меня кулаком в ребра.
— Мне бы только вон тот голубенький и вон тот зелененький, — сказала она. — Ну еще вон тот, пожалуй, кремовый… — Она повернулась ко мне. — Слушай, я не то чтобы тащилась со свитеров, но эти такие славные… Ну Энди, ну будь человеком! Это же так просто. Ну пожелай парочку моего размера! Жалко тебе, что ли?
Я пытался держать себя в руках. Но тут она схватила меня за плечи и стала трясти, канюча:
— Ну пожалуйста! Ну пожалуйста-пожалуйста!
Тут уж мое терпение лопнуло.
— Как ты задолбала! Хоть бы ты наконец заткнулась!
Марни громко поперхнулась. Словно подавилась чем-то.
Потом она открыла рот… и оттуда не вырвалось ни звука.
— Что такое? — спросил я. — Я тебя не слышу.
Ее лицо сделалось пунцовым. По движению ее губ я прочел:
«Я… не могу… говорить. Я… не могу… говорить!»
И верно: она не могла издать ни звука, даже шептать не могла.
Я вытаращился на нее:
— Ты же шутишь, правда?
Она помотала головой. Ее глаза вытаращились. Я видел, что она хочет закричать.
Но из ее рта не вырывалось ни звука.
Она действительно стала немой.
По моей спине пробежал холодок. Я в испуге разинул рот.
Что я наделал?!
13
Марни отчаянно замахала руками. Она пыталась заговорить, издать хоть какой-то звук. Но из ее горла вырвалось лишь какое-то сиплое блеянье, от которого она закашлялась.
В голове у меня мысли сменяли одна другую:
«Поделом. Допекла уже, вынь ей да положь».
А потом:
«Какой ужас! Вдруг она никогда больше не сможет говорить? Неужели я разрушил всю ее жизнь?»
Одной рукой она яростно дергала меня за рукав, другой показывала на свое горло. Я не мог ничего прочесть по ее губам, но прекрасно понимал, что ей нужно. Она хотела, чтобы я пожелал вернуть ей голос.
— Хорошо, — сказал я.
Но она схватила зуб прежде, чем это успел сделать я, и со всей дури дернула.
— У-у-у-уй! — взвыл я, когда кожаный шнурок врезался в шею. — Слушай, ты меня порезала! — Я потер саднящее место. — Кровь идет?
Марни злобно посмотрела на меня: ответить-то она не могла! С тяжелым вздохом я взялся за зуб и пожелал, чтобы к ней вернулся голос.
— Да! — вскричала она. — Он вернулся! Мой голос… я снова могу говорить! — Она пребольно треснула меня по плечу. — Как ты мог сделать со мной такое?
— Я… я же не нарочно… — промямлил я. — Это вышло нечаянно. Но ты сама напросилась, разве нет?
Она во всю мощь своих легких загорланила какую-то песню.
— Как я люблю свой голос! — воскликнула она, закончив. — Как он хорош!
Я прижимал руку к шее.
— Полюбуйся, что ты со мной сделала. Ссадина есть? Кровь идет?
Марни взяла меня за голову и наклонила ее набок.
— Так, маленький порез, — сказала она. — Всего лишь капелька крови. — Она стерла ее пальцами. — Извини. Я тоже не хотела. Это был несчастный случай.
— Несчастный случай? — возопил я. — Никаких несчастных случаев бы не было, не доводи ты меня до ручки со своими желаниями! Если б ты… ты…
Я умолк. На нас пялились зеваки. Среди них я узнал даже нескольких ребят из школы. Они показывали на нас пальцами и посмеивались.
Я повернулся и пошел прочь.
— Пошли, — бросил я через плечо. — «Вселенная обуви» за углом. Ты со мной?
Марни припустила следом.
— Слушай, — сказала она, — давай заключим сделку.
Я помотал головой:
— Никаких сделок.
— Ну и заразой же ты бываешь, — сказала она.
— Не подлизывайся, — съязвил я в ответ.
— Одно желание, — сказала Марни. — И все. Давай. Одно желание — и я заткнусь. И не буду говорить о зубе до конца дня.
Я повернулся к ней.
— А может, до конца недели?
— Заметано.
— Если мы загадаем одно желание, ты обещаешь не произносить слово «зуб» до конца недели? Подними руку и поклянись.
— Клянусь, — сказала Марни. — Только желание должно быть стоящим.
— По рукам. Уговор дороже денег, — подытожил я. Мы остановились возле «Вселенной обуви». Я снял кожаный шнурок через голову и поднял зуб перед собой.
— Дай мне загадать, — попросила Марни. Она попыталась выхватить у меня зуб, и я уронил его.
— Отойди, — скомандовал я. Нагнулся. Зуб угодил в какую-то лужицу на полу. Наверное, кто-то пролил «Фанту».
Я поднял его и протер рукой.
— Поехали, — сказал я.
Глаза Марни горели нетерпением. На лице застыла взволнованная улыбка.
Я набрал в грудь побольше воздуха:
— Хочу, чтобы во «Вселенной обуви» нам с тобой бесплатно дали по паре самых шикарных кроссовок!
Подождал. И понял, что до сих пор не дышу.
Послышалось жужжание. Казалось, гудит разъяренный пчелиный рой.
Только через несколько секунд до меня дошло, что жужжание издает зуб. А потом он задрожал у меня в руке. Сильнее… сильнее… пока рука не заныла.
— Что? — растерянно выдохнул я.
Ослепительная вспышка полоснула меня по глазам, заставив зажмуриться.
Закричала Марни.
Вокруг меня бушевал мощный электрический разряд.
Я даже не сознавал, что пляшу. Все мое тело извивалось и корчилось в безумной электрической пляске.
Мои руки беспомощно взметнулись над головой. Ноги выписывали лихие коленца.
Оглушительное жужжание больше не окружало меня. Теперь оно звучало у меня в голове. Словно тысячи пчел, жужжа, таранили мой мозг… бились в него, заставляя меня плясать в мучительной агонии.
А потом не было ничего. Лишь безмолвная тьма.
14
Постепенно мои глаза наполнялись светом. Как будто кто-то медленно поднимал с моего лица плотную штору.
Я услышал собственный стон. Голова раскалывалась. Я чувствовал, как кровь стучит в висках.
Я закрыл глаза, и перед ними замелькали красные огненные вспышки.
— Энди? — окликнул меня незнакомый голос откуда-то издалека.
Красные всполохи выцвели до серого.
— Энди? Ты очнулся?
Я заморгал, ослепительный свет опять резанул глаза. Почему так болит голова? Почему ломит все тело?
Кажется, я чувствовал каждую косточку в своем теле.
— Глаза открыл, — сообщила какая-то девочка. Марни?
— Приходит в себя. — Еще один голос, и тоже далекий. Мама?
Меня всего передернуло. Рот с булькающим звуком приоткрылся.
Я попытался сесть. Но голову сразу пронзила такая боль, что я снова повалился на спину.
— Где я?
Неужели это мой голос? Такой сиплый и шелестящий…
Я еще несколько раз моргнул. Увидел красную люстру. А потом — зеленые занавески, колышущиеся на ветру из открытого окна.
Моя комната?
Нет. Цвета другие. Нет у меня ни красной люстры, ни зеленых занавесок.
Передо мной возникла пара карих глаз за темными стеклами очков. Редеющие каштановые волосы. Пышные усищи.
— Здрасте, — проговорил я. — Где я?
— Ты что, не узнаешь меня? — удивился незнакомец. — Я же твой папа.
Я поперхнулся:
— Мой папа? Нет, вы не мой папа.
— Дай ему отдышаться, — сказала какая-то женщина и