3 страница
Тема
такое врехх.

Врехх – голодное безумие, это понятие происходило из языка горных кланов, обитающих дальше прочих на северо-западном побережье. Врехх – безумие, наводимое на человека одиночеством, отсутствием солнечного света и беспрестанным стоном северных ветров. Но прежде всего – голодом. Жутким, отбирающим разум, превращающим свои жертвы в вампиров, что питаются человеческим мясом. Мать, охваченная таким безумием, перегрызает горла собственным детям, хлебая горячую кровь, а отец – четвертует тела и дочиста обгрызает мелкие косточки. Когда уже нет жертв, детей, стариков и прочих взрослых, раскапывались свежие могилы, а когда заканчивалось и это, отрубали себе руки и ноги, обрезали уши и носы.

Ели.

Эти знания вдруг сделались частью его сознания, словно он сам от рождения обитал в здешних горах.

Но одновременно пришло и другое осознание. Люди, на которых опустилось голодное безумие, заканчивали обтянутыми кожей скелетами, воющими в небеса. А этот мужчина был худым, но не голодающим; безумным, но не сумасшедшим. Нет. Тут дело в чем-то другом.

– И отчего вы не ушли отсюда, когда корабли не прибыли?

– Как? Чем? Пешком через Лохарры? Без еды? Без…

– Санями. У них были собаки. Люди не могут питаться одним китовым жиром, но собаки – могут. Да и они бы смогли. Всего лишь просили о помощи.

Лицо мужчины превратилось в маску ярости.

– Это наше. Наше! Мы должны были сторожить! Не отдавать! Не дать! Наше! Не их!

Уже не говорил, только взлаивал, брызгая слюной во все стороны.

Альтсин заглянул ему в глаза, а вопли смолкли, словно связанному кто-то затянул на горле виселичную петлю.

– Их было двое. Единственные из племени, у кого хватило сил отправиться за помощью. Взяли собак, которые еще могли тянуть сани, и поехали на запад, откуда каждый год приходит весна. Добрались аж сюда. У вас было все, чтобы их спасти. Достаточно китового жира, чтобы накормить все поселение. Они не хотели ваших мехов или шкур, могли даже заплатить за этот жир своими. А вы…

– Если бы мы отдали этим животным, что они хотели, они приходили бы сюда каждый год. И их становилось бы все больше. Это не люди. Это твари. Взгляни на них. Взгляни.

Альтсин посмотрел на то, что висело под потолком. Два тела, почти человеческие, хотя ниже, чем люди, и шире в плечах, ободранные от одежд, словно это могло облегчить их… обработку. Оба ахера оказались профессионально выпотрошены, с частично снятой кожей. С бедер и ягодиц им вырезали широкие и длинные полосы мяса. Хотя, сказать честно, мяса этого на них было немного. Их лица с крупными надбровными валиками и клыками, торчащими из нижних челюстей, были удивительно спокойными для того, что с ними случилось.

– Видишь? Смотри. Это не люди. Человеческого мяса я бы не ел, клянусь, но они? Животные. Животных убивают, а не кормят собственной кровью.

– Ты вдруг начал говорить красивыми, длинными фразами? У них были собаки, они предлагали их вам взамен за этот жир. Вы могли взять сани, животных, поехать вдоль побережья сперва на запад, потом на юг. С хорошо откормленными собаками это восемь, ну, может, десять дней – и вы были бы среди людей.

– А они? Что они? Забрали бы часть добычи и пошли к своим, но потом – что? Вернулись бы за остальным? За нашим. Нашим! Не этих животных! Не их!!!

– А потому вы схватили этих двоих, убили и съели их собак, но те были худыми, надолго их не хватило. А потом – это? – Альтсин указал на тела.

– Они сами умерли. Сами. Наши ножи не отобрали их жизни.

Альтсин покивал.

– Это правда. Умерли сами. Вы только забрали их шубы, связали и оставили голыми на улице. А умерли они сами.

Он вышел из дома. Холодно. Далеко на востоке, где-то за Большим хребтом Ансар Киррех, он чувствовал… нечто. От этого места его отделяли еще сотни миль, потому впечатление было таким, словно он уголком глаза примечает лучик луны, протискивающийся сквозь щель в ставнях, но… проклятие, он мог это ощутить. С такого расстояния! И оттуда, из места, которое просил проверить Оум, в мир била ледяная ярость, чьи осколки даже здесь меняли времена года.

Владычица Льда была вне себя от злости.

Он вернулся и присел над связанным мужчиной. Тот вывернул голову и послал ему удивительно разумный взгляд.

– Убьешь меня?

– Да.

– Потому что – что? Потому что я убил этих животных? Потому что не захотел отдавать своего?

– Нет. Не поэтому. А потому что если не убью тебя, то не сумею спокойно спать. Потому что меня станет мучить чувство, что я не сделал всего, что необходимо. Потому что в мире должно быть хотя бы немного, хотя бы капельку справедливости, а иначе – пусть бы этот мир рухнул в тартарары.

– Справедливость? Это справедливость?

Альтсин взглянул на него сверху и улыбнулся уголками рта.

– Не требуй от меня слишком многого. Я учился ей, воруя и убивая в портовых закоулках.

Он прижал голову мужчины к полу и быстрым движением начертал на его лбу знак Сломанного Меча. Сила потекла сквозь тело пленника широким, неудержимым потоком. Тот заскулил, чувствуя, как жар наполняет его члены, как огонь рвется из вен. А в миг, когда волосы его заскворчали и обуглились, а кожа принялась дымиться, – завыл.

Сила вспыхнула и сформировала портал диаметров в пять футов, а тело мужчины распалось в прах.

Альтсин вошел в переход, зная, что сэкономил себе миль двести дороги через горы. Закрываясь, магические ворота дохнули огнем на дом, а деревянные стены мигом задымились и вспыхнули.

Несколько часов огонь танцевал по всему покинутому поселению.

Глава 1

Город млел в хватке жары. Дни напролет солнце плавило улицу с упорством кузнеца, который нагревает в очаге упрямый кусок железа, а по ночам горячие камни и кирпичи лишь отдавали тепло, словно издеваясь над молитвами жителей, истосковавшихся по малости холода. И хотя согласно календарю и наблюдениям астрологов и магов за оборотами звезд на небе была лишь середина весны, жара и не думала смягчаться.

Говорили, что счастливые обладатели подвалов переносили туда кровати, потому что лишь в нескольких стопах под землей можно было отыскать хотя бы небольшую передышку от вездесущей жары.

Некоторые старики рассказывали, что даже на их памяти не было такой горячей весны. Такая весна, говорили они, такая весна – знак недовольства Матери, знак войн, эпидемий, пожаров, наводнений, голода и мора скотины. Интересные времена близятся, бормотали они, интересные.

Но стариков мало кто слушал, для них любое время года было самым теплым, или самым холодным, или самым дождливым и любое предвещало если не конец света, то как минимум рост налогов или хотя бы болезненный запор. Порой старость смотрит на мир сквозь стекляшку, найденную в куче мусора, и тут