наподобие стонов Гренка – он в самом деле очень стар, и я все время беспокоюсь, что дворецкий может застыть, не доведя жеста до конца, точно ржавая игрушка, – и сказал:

– Мисс Дейзи, очень приятно видеть вас дома.

А потом из библиотеки прибежал отец Дейзи.

Его зовут лорд Гастингс, хотя его фамилия Уэллс, в точности как и у дочери, – видимо, когда ты становишься лордом, тебе выдают дополнительное имя, чтобы показать, насколько важная ты птица. У него пухлые розовые щеки, пышные белые усы и живот, так и норовящий вырваться из объятий очередного твидового пиджака, но когда хозяин Фоллингфорда улыбается, он выглядит в точности как Дейзи.

– Дочка! – закричал он, протягивая к нам руки. – Подруга дочери! Мы знакомы?

Отец Дейзи очень забывчивый.

– Конечно, ты знаешь Хэзел, папочка, – сказала Дейзи со вздохом. – Они приезжала на Рождество.

– Хэзел! Добро пожаловать, добро пожаловать! Как ты? Кто ты? Ты не выглядишь так, как обычно выглядят подруги Дейзи. Ты из Англии?

– Она из Гонконга, папочка, – сообщила Дейзи. – И с этим ничего нельзя поделать.

Я стиснула рукоятку чемодана и постаралась сохранить улыбку.

Я так привыкла к Дипдину, ну и все остальные привыкли ко мне, что иногда забываю о своем отличии. Но как только я покидаю школу, тут же вспоминаю, поскольку люди, увидевшие меня первый раз, неприлично таращатся и иногда бормочут что-то себе под нос, хотя обычно не сдерживаются и произносят все в полный голос.

Я знаю, что все так и есть, но я хочу, чтобы я не была столь одинокой и чтобы обличие моего «я» не казалось столь неправильным для окружающих.

– Мое имя – лорд Гастингс, – представился лорд Гастингс, стараясь по мере сил быть любезным, – но ты можешь звать меня отцом Дейзи, поскольку так оно и есть.

– Она знает, папочка! – воскликнула Дейзи. – Я же говорю, она бывала у нас!

– Ну… в любом случае я ужасно рад, что вы обе здесь, – проговорил ее отец. – Пойдемте-ка в библиотеку…

Он качался вверх-вниз на носках, его щеки над усами забавно подпрыгивали.

Дейзи глянула на него с подозрением:

– Если это одна из твоих шуточек…

– О, а ну-ка шевелись, надоедливый ребенок, – он протянул руку, и Дейзи, ухмыляясь, взяла ее, точно светская дама, которую кавалер провожает в сторону обеденного стола.

Лорд Гастингс повел ее прочь из холла, прямиком в библиотеку, и я потащилась следом.

В библиотеке куда теплее, и полки уставлены зачитанными книгами в кожаных переплетах. Странно глядеть на них, когда я вспоминаю библиотеку моего отца, где корешки подобраны по цвету и пыль дважды в день вытирает особый слуга.

В Фоллингфорде в самом деле царил такой же беспорядок, как и у Дейзи в голове.

Лорд Гастингс подвел дочь к мягкому зеленому креслу, заваленному подушками. Дейзи изящно опустилась в него, и тут случился очень громкий и очень неприличный звук.

Лорд Гастингс буквально заревел от смеха.

– Разве это не здорово? – воскликнул он. – Я увидел рекламу в «Бойз Оун Пейпер» и немедленно заказал эту штуку!

Дейзи застонала.

– Папочка, – сказала она. – Это ужасно глупо!

– Ладно тебе, Дейзи, дорогая. Отличная шутка. Иногда я гадаю, ребенок ли ты?

Дейзи поднялась во весь рост.

– В самом деле, папочка, – заявила она. – Я не имею оснований думать, что в этом доме есть место для еще одного ребенка, – но она снова улыбнулась, и лорд Гастингс подмигнул в ответ.

– Ну а теперь пойдем, Хэзел. Полагаю, нам пора подняться в нашу комнату.

Туда мы и направились.

3

Лорд Гастингс продолжал разыгрывать «удивительно смешные» шутки всю неделю.

– Папочка, – простонала Дейзи, обнаружив потек фальшивых чернил на тарелке во вторник. – Ты меня позоришь.

Но судя по тому, как она смотрела на отца и как он хихикал в носовой платок, я бы сказала, что она вовсе не сердилась на него. Ведь если осторожная, приличная Дейзи занимала свое место всегда, когда за ней наблюдала мать, то другая сторона ее натуры, умная и интересующаяся всем происходящим вокруг, появлялась рядом с лордом Гастингсом – и это, уж я-то знаю хорошо, кое-что да значит.

Дейзи показывает свое истинное «я» только людям, которые ей действительно нравятся, и таких совсем не много.

Но в этот день леди Гастингс присутствовала за обедом, так что Дейзи заботилась о том, чтобы выглядеть благопристойной.

– В самом деле, Джордж, – сказала леди Гастингс, сурово глядя на мужа.

Мы все чуточку съежились, поскольку происходило нечто глубоко неправильное между лордом и леди Гастингс на этих каникулах. На Рождество я думала, что мама Дейзи – милейшая женщина, пусть даже несколько рассеянная, но в этот раз она выглядела иной, сплошь острые углы и гнев по любому поводу.

Она была такой же высокой, светловолосой и изящной, как и на Рождество, но на этот раз ее красота напоминала хрупкую фарфоровую вазу, которую нельзя трогать.

Ну а поскольку лорд Гастингс, судя по его поведению, тоже ощущал себя не в своей тарелке, то пребывание в их доме вызывало во мне мысли, что мы сидим в окопе посреди яростного сражения, а противники посылают друг в друга снаряды над нашими головами. Я знаю, что такое – когда родители в ссоре. У нас в Гонконге случались недели, когда отец и мать разговаривали только через меня, как будто я нечто вроде живого телефона, но в Фоллингфорде все обстояло совсем не так.

Бедный лорд Гастингс пал духом, поскольку его отвергнутые презенты в виде обвисших цветов и измятых плиток шоколада продолжали возникать около комнаты леди Гастингс, откуда они отправлялись прямиком на кухню, которая все сильнее и сильнее напоминала оранжерею. Большую часть шоколада подъели мы во время наших перерывов на чай, которые Дейзи предложила устраивать даже на каникулах в честь Дипдина, и я не стала с ней спорить.

– Он ее любит, – сказала Дейзи, чавкая апельсиновым кремом, – и она его тоже. Только иногда этого не показывает. В конце концов она обязательно успокоится.

Я не была так уверена.

Леди Гастингс проводила дни, либо запираясь в собственной спальне, либо разговаривая по стоявшему в холле телефону, шепча в него что-то и замолкая, стоило кому-то подойти ближе.

Не только я и Дейзи стали заложниками ссоры между ее родителями.

Ее брат Берти, учившийся последний год в Итоне, тоже приехал домой на каникулы. Он выглядел раздражающе похожим на сестру – только вытянутую подобно куску индийской резины и без такой гривы волос, – но если Дейзи шипела, подобно бенгальскому огню, то Берти гудел от ярости.

Берти постоянно находился в дурном расположении духа, и почти сразу после прибытия он начал громко бродить по дому. Он носил пару ярко-зеленых брюк и таскал с собой расстроенную гитару-укулеле, на которой упорно пытался играть в любое время дня или ночи – если верить Дейзи, брат был в состоянии исполнить только три песни,