Что бы ни пыталось ее сломать, меня это не сломит. Эта мысль въелась мне в голову, хоть мне и стыдно за нее. Я все еще наблюдаю за мамой из-под опущенных ресниц и замечаю, что она держит что-то в руках. Я пытаюсь рассмотреть, что именно. Плюшевого мишку с оторванным и болтающимся на нитке глазом в крошечной футболке с надписью: «В БАЛТИМОРЕ МЕНЯ ЛЮБЯТ».
Она заходила в мою комнату. Медведь сидел у меня на кровати, рядом с подушкой. Я хочу вырвать его у нее из рук. Я уже тянусь за ним, как вдруг мама снова хлюпает, а потом издает гортанный, булькающий звук. Она затаила дыхание, чтобы подавить плач. Но у нее не слишком хорошо получается.
Отец смотрит на нее. Круговым движением отводит назад плечи со своей фирменной медлительностью и вдумчивостью, а затем наклоняется над столом.
– Ох, Регина. – Голос его мягок и обманчиво спокоен. – Перестань уже плакать. Это не твоя вина.
Отец встает, и мама, вздрогнув, проглатывает слезы. Он тащит за собой стул, чтобы поставить его рядом с маминым. Скрип ножек о пол коробит мои уши. Отец не спеша садится и говорит:
– Ш-ш-ш, ты же знаешь, я не люблю, когда ты плачешь.
Предупреждение. Предупреждение под маской утешения. Он вот-вот ударит. Я чувствую это. Я начинаю отодвигаться на сиденье стула. Собираюсь бежать. Он не любит, когда она плачет. А когда мама плачет, он заставляет ее лить слезы еще сильнее.
Она игнорирует предупреждение.
Слышатся всхлипы, неистовые и прерывистые, как землетрясение. Я тут же перевожу на нее взгляд, и мои глаза лезут на лоб. Я встаю и бросаюсь к двери. Мне нужно сбежать, выбраться из засасывающей воронки, которую она создает своими слезами. Она затянет меня. Я чувствую это. То, как она плачет, ненормально. Это меня пугает.
Мама прижимает медведя к груди. Она знает, что ее ожидает, но не успокаивается. Отец рычит и толкает ее в стену, стул наклоняется под нею. Он кладет свою огромную руку ей на горло. Своим весом он вдавливает ее в стену. Он вечно пытается что-нибудь раздавить. Из горла мамы доносятся свистящие, заикающиеся всхлипы, она дрожит.
– Ш-ш-ш, ш-ш-ш. Все хорошо. Я рядом. Просто послушай меня. Ладно? Ш-ш-ш.
Мама резко крутит головой из стороны в сторону. Она говорит «нет». Она говорит «хватит». Она просит «помоги».
Но я не спешу на помощь.
Я убегаю. На улицу. Мама, видимо, попробовала отбиваться или сопротивляться, потому что теперь я снова слышу стоны. Отец кричит. Разбивается стекло. За моей спиной ураган, и я не останавливаюсь. Я хватаю воздух ртом, моя грудь часто поднимается и опускается. Должно быть, на какое-то время я забываю дышать.
На тротуаре нет ни синяков, ни секретов, ни криков. Я вздыхаю и достаю свои наушники. Я выжимаю громкость на полную, не обращая внимания на выскочившее на экране предупреждение о потери слуха. Добравшись до максимальной громкости, я все равно не убираю палец с кнопки – вдруг получится выжать еще немного. Давай же, думаю я. Еще чуть-чуть. Просто заставь мир исчезнуть.
Ревут электрогитары, яростно стучат барабаны, солист орет в микрофон, и мои плечи расслабляются.
Громче не становится. Мир не исчезает, и через десять минут я оказываюсь около своей школы.
Мне становится зябко. Довольно холодно для мая. Небо затянуто тучами. Оно кажется ярким, но на него словно наложили фильтр. Как на фото в Инстаграме, которое обработали так, чтобы цвета стали мягкими и приглушенными. Я склоняю голову набок и моргаю, пытаясь избавиться от наваждения. Подходя к крыльцу школы, я смотрю направо.
Он здесь.
Я не замедляю шага, тут же отвожу взгляд. Но успеваю заметить, что он поднимает глаза, пристально смотрит в сторону дороги. Поднимаясь по ступеням, я сжимаю челюсть.
Ну конечно, он ищет кого-то. Не меня. Кого-то без синяков под футболкой, не слушающего дэт-метал, чтобы заглушить звуки этого мира. Он живет в реальности. Он странное сочетание отличника и рокера, он умный и талантливый, крутой, но не настолько, чтобы из-за этого вести себя как высокомерный придурок. Август Мэттьюс.
Мне даже нравится тот факт, что его имя совпадает с названием месяца, ассоциирующегося с солнцем, влажным воздухом, светлячками, последними летними вечеринками, поездками на пляж и моим днем рождения.
Прежде чем открыть дверь, я решаюсь посмотреть на него еще раз. Он стоит там же, надеется. Ждет. Но не меня.
Я вхожу в здание не оборачиваясь. Кажется, еще вчера он ждал на тротуаре меня.
Мною снова овладевает странное чувство растерянности.
Потеря ощущения времени, невозможность восстановить цепочку событий. Может, это правда было вчера? Мне кажется, что я пытаюсь сделать шаг, но теряю равновесие, вот-вот упаду. Я стараюсь вспомнить, но воспоминания подернуты дымкой. Конечно, нет. С тех пор прошли годы. Я принимаю эту дрожащую мысль, но все равно не чувствую в ней уверенности.
Ученики уже спешат на первый урок. Раздается пронзительный первый звонок. Я хмурюсь. Как получилось, что я опоздала?
Я добираюсь до кабинета английской литературы – единственного предмета в старшей школе, который можно вынести. Отчасти потому, что я хочу стать писателем, когда выберусь из этой проклятой дыры, отчасти потому, что мне нравится учитель, мисс Хупер. Когда она читает вслух отрывок из какого-нибудь произведения, ее глаза блестят, словно слова помогают ей быть настоящей, словно они ее талисман, и ей всего-то нужно прочитать их, чтобы разжечь в себе огонь. Интересно, чувствует ли она его? Я имею в виду сияние жизни. Интересно, бурлит ли оно внутри нее? Интересно, что она при этом ощущает?
Я хочу быть мисс Хупер.
Взглянув на пустую парту Августа, находящуюся через две от моей, я сажусь. Иногда мне кажется, что он наблюдает за мной, но это глупо. Он бы не стал обращать на меня внимания. Не как раньше, особенно когда мисс Хупер сияет от наполняющей ее жизни, а я сижу и гнию на своем стуле.
Я сажусь и удивляюсь, что Бритни не бросает на меня взгляд из серии «о боже, не могу поверить, что я сижу с этой ненормальной». Она продолжает хихикать вместе с Сарой и Терри, а потом они рассаживаются по местам, полностью меня игнорируя. Что мне вполне по душе. Я абсолютно счастлива, когда меня не замечают.
Я потягиваюсь и смотрю в потолок. На нем тридцать шесть трещинок. Я знаю. Я их все посчитала.
Слышен скрип открывающейся двери, и я смотрю, кто пришел. На пороге стоит Август, он еле дышит. У него взволнованный и растерянный вид, что