Помню, отмечали шестнадцатилетие Ивана, и мы забухались, напились наливкой, я три дня не мог выползти из его дома. И его мама держала нас с порога за шкирку: в одной руке он, в другой - я. За шкварники. И мы блевали дуэтом. Потом я упал, говорю: «Рома, я пойду домой!» Его мама говорит: «Куда ты пойдешь, ты видел себя в зеркало?!» А я рвался, когда они меня вдвоем держали: «Нет! Мне срочно надо домой! Меня ждет мама!» Ромина мама говорит: «Твоя мама тебя в таком виде не узнает!»… Очень хорошо я это запомнил, как она нас держит за шкирман, и мы такие вместе «Бэ-эээээээ…» - два блюющих подростка.
С этим много историй связано… Как-то у Вовчика белобрысого старший брат уехал куда-то с женой. И мы завалились к нему. Иван где-то нашел чемодан денег - советских рублей. Разные купюры: рубль, трояк, пятерка, червонец, четвертной. Целый чемодан денег, которые кто-то не успел поменять в свое время, и эти деньги уже не ходили. И представь: мы всю ночь сидели за круглым столом и играли в преферанс на эти деньги. Мы разделили сначала между собой, а потом на них играли. Сидели, курили. И еще у Вовкиного брата были настойки, наливки всеразличней-шие: на вишне, на малине, на дыне, на разных фруктах. Короче, в водку или спирт забрасывают фрукты, и в десятилитровых баллонах все это дело настаивается. Мы сначала пили свое, потом оно закончилось. Где самогона взять, мы не знали, а ехать к известным точкам далече, да и не хотелось. И мы решили найти что-нибудь дома: мы облазили все шкафы, весь погреб, ничего не нашли. «Нет!» - Вовчик говорит. «Точно где-то есть!» А там, в доме, был такой проход к ванной. Ванная была типа бассейна, вырыта и выложена плиткой. Там стоять можно было. В ванную вела дверь из коридора, мимо которой мы все время ходили. А рядом с дверью - такая кишка, где все эти баллоны с наливками и стояли! И кто-то кричит: «Нашел! Они под носом стояли!» И мы давай оттуда сливать понемножку.
В общем, мы всю ночь пили. Баран принес пневматический пистолет, из которого шариком стрелять можно. Мы ставили пустые бутылки и по ним стреляли под утро… Мы очень много выпили этой наливки, и Вова все время кричал: «Приедет брат, он меня убьет!» Мы же все выпили практически. А мы такие: «А давай туда воды подольем, он ничего и не заметит сразу!» - «Давай!»
Потом полезли в этот бассейн. А Иван очень любит баню. Там температура была высокая - аж пар шел от воды. Мы вдвоем залезли. Помню, на стене висел градусник большой. Иван говорит: «А давай его засунем в воду!» А в воде - 80 градусов! Я кричу: «Черт! Да мы щас тут сваримся!» А мы так все по чуть-чуть температуру прибавляли, прибавляли - потихонечку же не заметно. Вылезли мы, снова сели в преферанс играть, на бабло пачками. Очень кайфовая вечеринка была!
Таких было много в то время. Мы выезжали на море с шашлыками, с самогоном. Пели песни под гитару. Наташа любила, кода песни поют. Причем песни, которые она сама знает. Ну, допустим, «Так вперед за цыганской звездой кочевой…». И вот мы каждый вечер, когда у нас туса, как выпьем, поем одни и те же песни.
С закусью было все просто: все есть, все растет. Черешня, персики. Идешь по улице в частном секторе мимо домиков, а прямо на улице растут вишня, яблони, груши. Виноград лезет прямо из-за забора и свисает гроздьями. В каждом доме есть железные ворота, по которым сползает этот виноград. Идешь по улице, рвешь, ешь. Ты мог пройти улицам по трем, и у тебя в руках мог оказаться здоровенный пакет с фруктами. Даже останавливаться не надо. Абрикосы еще. Грецкие орехи, когда осень. Все есть - подножный корм.
А с неподножным были проблемы. У меня из параллельной группы в училище была девушка, танцовщица. Она танцевала какие-то бальные танцы… фифа, короче. Как-то была очередная самодеятельность в училище, мы вместе все там выступали, а потом пошли на пляж: Черный, Иван с Наташей, эта девушка сумасшедшая. Она забежала домой, взяла бутылку самогона литровую. А тогда появились все эти «сникерсы», «баунти». Мы купили на закусь батончик «натс». И на пляжу этот литр самогона под один «натс» уничтожали. У нас осталось порядком самогона, мы закопали его в песок, потому что больше не могли уже пить, типа обязательно сюда вернемся еще раз. А у нас барабанщик появился, очень хороший парень - Игорь из Тбилиси. И он чего-то замечтался, выпивает и такой в раздумьях откусывает пол этого «натса», что-то рассказывая. И мы такие смотрим на него: «Игорь, что ты делаешь?! Мы там чуть ли не по пол-орешка оттуда достаем, а ты?!» - «Ой, извините, я задумался…»
Вообще, на море ходили нечасто. А море - это отстой. Лохи ходят на море. Ночью еще ладно, где-нибудь вдалеке от пляжа, с костерком, а так море - только для приезжих. Оно для местного жителя, живущего на море, ничто. Это всем известный факт. Потому как к хорошему привыкают, к тому, что у тебя всегда под боком. Поэтому море для меня было таким местом, где можно было разве что развести костерочик, неподалеку от пляжа, и вечером бухануть и, может быть, изредка покупаться. За все лето, может, раз-два побывать на море. А что романтика? Романтика есть всегда. Понимаешь, когда романтика всегда, романтики нет. Ты к этому привыкаешь. К красоте. И ее не замечаешь. Романтика была абсолютно в другом: бухнуть, уехать куда-нибудь, познакомиться с какой-нибудь девушкой, поцеловаться. Что-нибудь устроить. Найти денег. А еще замутить какой-нибудь концерт.
Или в Мариуполе, когда я к Лехе приезжал, мы ставили палатку у него во дворе, в саду. И в этой палатке пили. Нам было кайфово: костер разжигали, сосиски жарили. Его мама все время говорила: «Зайдите домой. Холодно!» А нам было классно.
За романтикой мы ездили. Куда? В Танаис, например. Между Ростовом и Таганрогом есть такое древнее поселение. Там сейчас