- Почти, мэм. Кроме того, что я не шпион, не бандит и все такое. Я просто хочу домой.
- А поскольку очень старательный мальчик, то и домой ты идешь очень старательно. – Маргарет повертела стакан в руках, отпила немного. – Никому не удалось тебя остановить или задержать. Из живых, я имею в виду.
- Пока никому, мэм.
- И это их здорово злит. Берегись, Макс. – Маргарет неожиданно прекратила называть его «мальчик» и резко перешла на имя. – Берегись, Макс. Ты им нужен, и они будут искать тебя везде. По всему свету.
- Пусть ищут, Маргарет. Я просто иду домой.
- Молодец. Ты – настоящий мужчина. Как мой Джон. – она тряхнула стаканом. – Макс, останься на эту ночь со мной.
Максим поперхнулся, и отличный девятнадцатилетний виски пошел носом. Пока он, прикрывшись рукавом, кашлял, чихал, тряс головой и вытирал слезы, Маргарет смеялась.
- Что? Испугался? – Маргарет, кокетливо стреляя, помолодевшими от алкоголя и смеха глазами, отпила из стакана еще глоток, - Вот, почему ты все время думаешь обо мне плохо? То я тебя съем, то изнасилую…. Нельзя жить с таким мировоззрением! – Она еще раз хихикнула, - Я, вот, о тебе с самого начала думала только хорошее. Ну, подумаешь, русский шпион! Шпион – тоже человек. Я имела в виду: не останешься ли ты переночевать в моем доме. Составишь мне компанию? Мне тут чертовски одиноко. Все уехали в город после того, как…
- С удовольствием, Маргарет. Простите меня. Я – кретин. – Максим наклонил голову и щелкнул, как мог, каблуками. Кроссовками щелкать получалось не очень, но Маргарет оценила жест.
- Садись, Макс. Ты – настоящий джентльмен. Скажи-ка, а у вас любят поэзию? Можешь рассказать мне стихи?
- С удовольствием. Моя жена очень любит эту вещь:
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг, Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, От зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой, Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, Делить с тобой.
Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, Где тьма кругом, -
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, С тобой вдвоем.
И если б дали мне в удел
Весь шар земной, Весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, Тобой одной.
- Какая прелесть. А что это? Звучит как барокко, но я не припомню русских поэтов в этом стиле.
- Это романс на стихи Роберта Бернса в переводе на русский. Я к стыду моему так и не удосужился прочесть оригинал.
Они допили всю бутылку к трем часам ночи. Все это время Максим развлекал Маргарет как мог – пел ей песни, читал стихи, рассказывал анекдоты, а Маргарет много смеялась. Потом они разошлись по спальням.
Проснулся Макс в поздно – около полудня. Он вышел из комнаты и позвал Маргарет.
- Маргарет! Маргарет!
Ему никто не ответил. Уже предчувствуя разгадку тишины, он постучал в дверь спальни Маргарет. Ему и на этот раз никто не ответил. Он вошел.
Маргарет лежала на постели, полуприкрыв глаза. Рядом с кроватью лежала фотография в деревянной рамке и маленькая баночка. Пустая баночка из-под снотворного.
Максим подошел ближе, присел, поднял фотографию и поставил ее на трюмо. С фотографии улыбались молодые Маргарет и Джон – широкоплечий черноволосый мужчина с веселыми серыми глазами и черной кудрявой бородой.
В уголок рамки был вставлен свернутый вчетверо клетчатый листок, на котором сверху учительским подчерком Маргарет была сделана надпись: «Максу».
Он развернул и прочел.
Мой дорогой Макс!
Мальчик, прости, что я так поступила. Не обижайся на меня. Выполни мою последнюю просьбу: закопай меня радом с Джоном. Он лежит за домом. Ты увидишь там свежий холм.
Я надеюсь, что Бог не обидится на меня за то, что я сделала. Я не отчаялась. Просто ты – слишком добрый мальчик, чтобы уйти и бросить меня одну. Ты бы обязательно потащил бы меня с собой. И обязательно попался бы. А я бы умерла вдалеке от моего Джона, и никто бы не догадался привезти меня сюда. К нему.
Я не очень-то верила в Бога, но надеюсь, что он есть и что Он есть Любовь. Сам посуди – на что мне еще надеяться? Так что если тебя не затруднит, прочитай надо мной какую-нибудь молитву. Мне всегда нравились службы в русской церкви, а ты умный мальчик, ты сможешь.
Завещаю тебе все мое имущество в благодарность за все, что ты для меня сделал.
Прощай.
Твоя Маргарет Пенн.
P.S. Спасибо, что похоронил нашего с Джоном сына. Я сама так и не смогла.
Макс выкопал для Маргарет настоящую глубокую могилу. Потом он отнес ее на руках – в отличие от вчерашних покойников, он не боялся и не брезговал к ней прикоснуться.
Крест он сделал, выдернув, и сколотив друг с другом, доски из забора. Прочитал «Отче наш» - других молитв не знал.
Поселок он покинул через два часа, забрав с собой письмо и фотографию Маргарет. Нужно было спешить в Игл.
На первый взгляд, война совершенно не коснулась Игла. Жизнь шла своим чередом – кипела на рынке, ленилась по окраинам, ездила на автомобилях, ходила пешком. Напивалась в салунах и барах, затаривалась в супермаркетах. Жизнь хотела плевать на смерть и войну, и плевала, пока могла. Но это было так только на первый взгляд. Если присмотреться, то становилось видно, что за бензин и продукты расплачивались не привычными «зелеными», а какими-то бумагами с печатями, очереди были длиннее, машин меньше, а оружия в руках – больше.
Подвозившего Макса парня дважды проверили патрули народной милиции. Проверили своеобразно: попросили документы на машину, осмотрели груз – нет ли продуктов питания и бензина. Обнаружив и то и другое – забрали часть, после чего выдали бумагу с печатью городского совета разрешающую въезд в город.
На Макса никто никакого внимания не обратил – сидит себе человек в машине значит, хозяин машины так хочет. А что хочет хозяин значит, так тому и быть: право собственности – священно и нерушимо. Только плати налоги. Сидит себе какой-то парень и сидит – налоги взяты, можете ехать.
Второй патруль проверил бумагу выданную первым патрулем на подлинность, и в отличие от первых, вторые патрульные задали вопросы о цели посещения города. Узнав, что имеют дело с беженцами, сообщили, что все новоприбывшие обязаны встать на учет в городском совете и показали дорогу. Показали весьма настойчиво: Не сверни мол куда не