От его силы часть крыши просела, а стены обрушились. Моя комната находилась в дальней части дома, поэтому нас никак не задело.
— Прячься! — толкнула меня мать… под кровать.
Да что ты будешь делать, женщина. Несмотря на атаку, которой подвергся дом, я не волновался. Бывал в ситуациях и похуже. Но матушка… Её глаза расширились от ужаса, и, не слушая возражений, она запихала меня под кровать.
— Сиди там и не высовывайся!
— Ты куда?
— За дочерью.
Это она сказал, выбегая в коридор. Как неразумно. Внизу полным ходом шла перестрелка. Засиживаться я не стал, выбрался наружу и вышел в коридор следом. Опять война и кровь… Они нашли меня даже в другом мире.
Выстрелы затихли как-то слишком быстро. Внизу и наверху разгоралось пламя. Дымом заволокло весь спальный этаж, и я закашлялся. Как же неудобно детское тело. Имей я прежние силы, враги бы и подойти не смогли.
Глянув с лестницы вниз, увидел на полу тела. Среди них нашёл отца. Его расстреляли, и под телом растекалось кровавое пятно. Не жилец.
Группа бойцов поднималась по лестнице. Та была большая и широкая, чудо, что они меня сразу не заметили. Но до обнаружения оставалось слишком мало времени.
Сосредоточившись, я активировал закладки. Печати на стене и лестнице взорвались, выбрасывая острые щепки и куски камней с такой силой, что они прошили тела врагов. Минус трое. Почти… Они повалились, явно раненые, но не убитые.
Из дыма вынырнула мама, придерживая сестру. Они кашляли и пытались убежать от пламени.
То, что произошло дальше, отпечаталось у меня в голове навсегда. У них за спинами из зарева пожара вышла черная фигура. Она навела ствол оружия и выпустила короткую очередь. Сестру отбросило в сторону, а мать упала замертво. Пули попали в голову. Без шансов.
Заревев, я хлопнул по полу. Деревянный настил пошёл волной, взорвался — и щепки врезались в убийцу. В этот раз сработало лучше. Я отомстил за смерть мамы.
К ней бросаться не стал. Бесполезно. Мертвым уже не помочь. Оплакивать буду потом. В доме ещё должны быть враги, надо выбираться… И помочь сестре. Поэтому я бросился к ней. Попытался поднять, что было не так-то легко. Белла испугалась до ужаса и не соображала, что происходит.
Поднять я её так и не успел. Почувствовав чужой взгляд, обернулся и последнее, что увидел, — как приклад летит мне в лицо.
Темнота.
Глава 2. В чужих руках
В небе висели черные тучи. Накрапывал дождь, осыпая землю мелкими каплями. Этого было недостаточно, чтобы затушить разгорающийся пожар. Усадьба пылала, вверх поднимались столбы дыма. Ближайшие соседи, если и видели это, предпочли сделать вид, что ничего не происходит. В эти времена люди радовались, что пришли не к ним.
— Закончили? — спросил мужчина в черном пальто. На капли дождя он не обращал никакого внимания.
— Дом защищен, — ответил боевик. Его лицо скрывала маска.
— Потери?
— Троих наших убили окончательно. Ещё четверых ранили, но они уже восстановились.
— Уцелевшие?
— Отработали согласно задаче. Наследники остались живы. Остальные мертвы.
— Отрубите головы. Чтобы наверняка.
— Как прикажете, господин, — ответил боевик без эмоций.
— Пленников доставьте на базу. Проследите, чтобы дом сгорел дотла.
Солдат поклонился и отправился обратно к дому. Господин, он же Вячеслав Коршунов, проводил его взглядом и сел обратно в машину.
— Слава, ты уверен в этом шаге? Не слишком нагло? — спросил его седой старик, сидящий на заднем кресле. Водительское место закрывало непроницаемое стекло, говорить можно было свободно.
— Отец, ты и сам знаешь. После того, как умер последний достойный князь, некому нас прижать.
— После гражданской войны только всё утихло, а ты опять начинаешь.
— Война не заканчивалась, отец, и мы с тобой это уже обсуждали. Пока есть возможность, нельзя упускать земли. Не беспокойся, юридически оформим всё так, что не подкопаешься. Соколовы нам сильно задолжали.
— Твоё право, сын. Я доверяю тебе. Что с пленниками сделаешь?
— Туда же их, куда и остальных. Надо продолжать исследования.
— Всё же думаешь, что будет новое столкновение?
— Думаю. Наши противники трон не уступят. Мы тоже не сдадимся.
— Всё ты никак не успокоишься.
Вячеслав Коршунов ничего не ответил. В первый бой он попал в пятнадцать лет. Тогда он ехал с отцом. Тот его забрал из училища. Машину атаковали, и им чудом удалось выбраться живыми. Это было следствием слабости их семьи и в какой-то мере отца. Он вёл не лучшую политику, что привело род к той черте, за которой очень легко превратиться всего лишь в строчку в каком-нибудь учебнике.
Через три года после того дня Вячеслав сам напал. Тогда клан сильно пострадал, и некому было защищать то, что осталось. Пришлось брать дело в свои руки и становиться у руля. Отец получил серьезное ранение и не мог править.
В каком-то роде Вячеслав был рад, что всё так сложилось. Хотя слово «рад» в данном случае ему казалось неуместным. Скорее он отдавал дань уважения череде событий и вызовов, которые закалили его характер и сделали тем, кто он есть.
Спустя двадцать лет правления мужчина привык к войне. Он жил войной, мыслил ее категориями и всегда готовился к бою. Это привело к тому, что из задыхающегося рода они превратились во влиятельную семью, близкую к самому верху.
Сегодня была скинута с поля одна из пешек. Теперь пора было подготовить верных ферзей. Скоро, очень скоро, Вячеслав собирался сделать ещё один верный шаг в пути наверх.
* * *
То, что я увидел, когда очнулся, меньше всего походило на мирную жизнь. Не бывает жизнь мирной, когда обнаруживаешь себя распятым на столе. Руки и ноги были жестко зафиксированы ремнями. Шея тоже. Кожей я ощущал холод металла под спиной. Лежал на каком-то столе в белом, стерильном и неприятном помещении.
Люди в халатах игнорировали мои вопросы. В сознании я находился недолго. Успел понять, что дело плохо, вспомнить, что этому предшествовало и грязно выругаться про себя, думая о том, какая судьба ироничная штука. Сдохнуть в какой-то лаборатории? Да хрен вам.
Жизненное правило номер два: всегда ищи возможности. Когда нашёл, действуй в их рамках.
Алхимия базируется на математическом совершенстве. Главное правило отражало совершенство жизни. Всегда есть варианты. А если их нет, значит, нужно создать. Додумать я не успел. Мне что-то вкололи, и я провалился в забытье.
* * *
Где бы я ни находился, это место не отличалось любовью к детям. Меня называли «образец номер тринадцать». Проклятое число, и я всей душой верил, что стану проклятьем для моих пленителей. Было отчего их возненавидеть.
Почти каждый день у меня брали анализы. В основном кровь и мочу. Против последнего