Всему приходит начало
«За всем видимым кроются незримые истоки»
Джулиана Вильсон
Уилл был воспитанником детского дома. Он был достаточно красив. Его острый ум, хитрость и способность вести переговоры не раз помогали ему избежать неприятностей. Он рано осознал силу своего таланта, став искусным манипулятором. Уиллу нравилось управлять не только действиями других людей, но и их чувствами, он испытывал удовольствие, когда ему это удавалось. Уилл – один из немногих, кто понял, что не всё в мире управляется грубой силой. Он притягивал внимание многих, но настоящих друзей у него не было, зато врагов и завистников образовалось предостаточно. Никто из них не решался выступить против него в открытую. По крайней мере, до этого дня, который Уилл запомнил на всю жизнь.
Столовая, время обеда. Он сидит за последним столом абсолютно один, он привык к этому, ведь он намного умней любого из них, они не ровня ему. Кто-то одергивает его за плечо, Уилл поворачивает голову. Удар чуть ниже глаза заставляет его упасть со скамьи. Три пары ног начинают бить Уилла. Толпа детей собирается вокруг, крича и подбадривая атакующих. Уилл пытается закрыть голову. Вдруг он слышит нежный голос. Голос, который навсегда останется в его памяти:
– Хватит! Ему же больно! Вы добились, чего хотели, нет нужды продолжать!
Удары прекратились, дети начали медленно расходиться. Уилл попытался подняться, но рука дрогнула, и он снова упал. Первый раз в жизни он был в таком положении. Злость и уязвленная гордость не давали ему прийти в себя. И тут он вспомнил про голос, поднял глаза и увидел настолько прекрасную девочку, что сразу забыл всю боль и позор, которые перенес минуту назад. Она была настолько совершенной, что казалось, будто от нее исходят лучи света, которые освещают и испепеляют весь мрак и зло, царящие в мире. Она протянула ему свою белоснежную руку. Уилл взял ее с таким трепетом, боясь причинить боль, что ей пришлось самой сжать ладонь покрепче и помочь ему подняться.
– Я Пеппер, – сказала девочка.
Капля крови упала на пол.
– Меня зовут Уилл.
Уилла уже не было
«Счастье, длинною в целую вечность – это, наверное, рай»
В ночной тишине раздавалось звяканье чего-то железного. Замок кожаной куртки бился о массивную бляшку на ремне. Холодный ветер пробирал до костей. По телу бежали мурашки, она дрожала. Длинные тёмные волосы колыхались на ветру. Открытые туфли на шпильке мешали идти. Ноги путались и подгибались. Девушка дошла до светофора и остановилась. Горел красный. Машин не было, но она решила дождаться зелёного. Она привалилась к высокому столбу и засунула руки под куртку. Они начали дрожать ещё сильнее, но стали отогреваться. Она на секунду закрыла глаза и еле слышно прошептала: «Хочу открыть глаза и оказаться дома в горячей ванне с чашкой огненного кофе в руках». Раздалось громкое пиликанье. Загорелся зелёный. Вокруг по-прежнему никого не было. Девушка тяжело вздохнула и, открыв глаза, пошла дальше. Ноги как будто горели и почти перестали слушаться. Со слезами на глазах она мысленно умоляла себя идти дальше. Она зашла в тёмный переулок и боязливо посмотрела по сторонам. Вдоль стен стояли мусорные баки, рядом валялись разодранные мешки с мусором. Пахло так, что начало мутить, перед глазами появилась белая пелена. К горлу подошел ком. Сейчас стошнит. Она натянула высокий ворот свитера на нос и быстро пошла, стараясь не дышать и не думать об этом месте. Ноги подворачивались, голова кружилась, её начало шатать. Она наступила на что-то небольшое, но жёсткое и скользкое, поскользнулась, но не упала, а лишь врезалась в большой и зловонный бак. Рука оказалась в чем-то липком, вязком, тягучем. Она попыталась вытереть руку о куртку и джинсы, но из этого ничего хорошего не получилось. Рука так и осталась в слизи, но теперь вещество ещё и повисло на одежде. Освещения почти не было, поэтому слизь была тёмной. Она свисала с кармана куртки и плавно перетекала на джинсы.
– Всё! Я так больше не могу! – обреченно шептала она, обливаясь слезами.
Девушка села на асфальт и, пододвинув к себе колени, обхватила голову двумя руками. Сумка упала с плеча и брякнулась рядом. Она плакала и, взъерошивая волосы на голове, повторяла одно и то же, как заклинание. Через некоторое время мозг дал команду изнуренному организму, и она уснула. Уснула вечным сном. Ей уже не суждено было проснуться. Утром нашли её окоченевшее тело. Глаза были широко открыты, а руки сжаты в кулаки.
Утреннюю тишину нарушил громкий звонок телефона. Пеппер открыла глаза и осмотрелась: она лежала в своей постели. Сердце быстро билось, ладошки были мокрыми от пота. Пеппер облегченно выдохнула – это был сон, но ноги болели так, словно это она бродила ночью. Телефон продолжал звонить, напоминая о реальности происходящего. Пеппер выпорхнула из-под одеяла и окрасила изгибы своего обнаженного тела оранжевым солнцем. Генри недовольно перевернулся и накрыл голову подушкой. Пеппер взяла трубку. Уилл улыбнулся, услышав ее голос.
Через несколько минут Генри почувствовал, как два теплых соска средних размеров уперлись в его спину, две руки нежно сплелись на животе.
– Это был Уилл?
– Да.
– Что ему нужно?
– Он хочет встретиться завтра.
– Пусть катится к черту.
– Не говори так, я люблю его, ты же знаешь, что он мне как брат.
Генри убрал руки Пеппер и сел на край кровати.
– Его не устраивает такая любовь.
– Он обещал больше не беспокоить. Что тебе стоит выделить завтрашний вечер? Ради меня.
За любого из них Пеппер готова была отдать жизнь. Генри знал, как дорог Уилл для Пеппер, и согласился с ним поговорить.
– Хорошо, – сказал он, вздохнув.
Пеппер заулыбалась, сидя подпрыгнула на кровати и поцеловала Генри. Его недовольство сразу же исчезло, и он повернулся к ней.
– Мне снился странный сон, – начал Генри.
Пеппер немного напряглась, вспомнив свой. Ноги все еще ныли.
– И о чем он? – спросила она.
– Дело было морозным утром. Я будто бы был священником или человеком, связанным с какой-то религией. Я шел по холодной улице, а на небе ярко светило солнце. С другой стороны улицы доносилась музыка. Я никак не мог ее узнать, хотя был точно уверен, что уже где-то ее слышал. Я раздавал карманные библии и что-то проповедовал проходящим мимо людям. Они смотрели на меня как на сумасшедшего, но я не придавал этому значения, выполняя столь важную, как мне казалось, работу. Работу, которая была мне поручена Богом. Я продолжал давать наставления, пока не заметил молодого человека