Он схватил бутылку и жадно выпил остатки пива, не успевшие вылиться.
Все тело дрожало от похмелья, и он еле встал на ватных ногах. Превозмогая тошноту, Джон проковылял в ванную, включил свет, и взглянул на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрел худой, седеющий мужчина лет 52–55. Взгляд его красных глаз был стеклянным и отрешенным, волосы в полном беспорядке. Трех, нет, четырехдневная щетина делала лицо еще более худым, чем оно было на самом деле. Над правой бровью начал проступать небольшой, но хорошо заметный синяк.
Джон закрыл глаза и помотал головой, как бы смахивая наваждение. Тошнота от этого только усилилась, но, когда он посмотрел на себя снова, взгляд его стал более осмысленным, в нем опять появилась прежняя острота и выразительность.
Вода никак не хотела открываться, и Джон понял, что крутит ручку крана в другую сторону. Он взялся за кран обеими руками, и только после этого в раковину ударила струя теплой, чистой воды. Он с благоговением набрал ее в ладони и плеснул себе в лицо, потом еще и еще раз.
Бритва и баллончик крема для бритья лежали, рядом. Еще раз, удивившись, что этот баллончик не заканчивается уже полгода, Джон брызнул им на помазок, и натер пеной лицо до самых глаз.
Бритва завальсировала в дрожащих пальцах и оказалась не такой уж безопасной, каковой должна была являться согласно ее определению заводом. В результате лезвие порезало ему подбородок.
«Сдаешь, старина», — укорил сам себя Джон, — «Сегодня ты хоть как-то встал, но однажды и этого не сможешь сделать».
К тошноте примешалась жажда, и Джон страстно возжелал апельсинового сока или кофе или и того и другого вместе.
Он вытер лицо свежим, просто девственным, полотенцем, закрыл воду и поковылял к двери, открывающей вход в гостиную.
В гостиной Джона сразу захватил ковер, — новый, гигантский, почти во всю комнату. Он приобрел его две недели назад взамен старого, прожженного им сигарой по причине очередного своего запоя.
Джон осторожно подошел к ковру, потрогал его ногой, шагнул в высокий ворс и невольно хихикнул, когда защекотало пятки.
«Черт меня дери», — закрутилось у него в голове. — «Черти дери все, где же тут реальность, а где моя паранойя?»
Он стал пританцовывать на ковре, делая сначала маленькие круги из небольших шагов и постепенно увеличивая и те и другие. Когда круг его движения стал очень широким, Джон раскинул в стороны руки, подобно крыльям самолета, и перешел на бег, лыбясь как ребенок.
Неожиданно он увидел в дверном проеме, ведущем в приемную, свою экономку — Эльзу. Эльза стояла там, в строгом брючном костюме, с аккуратной, но модной прической.
«И почему экономок всегда зовут Эльза или Берта или еще как-то, не так, как других?» — всплыла мысль у Джона. — «Но все равно неудобно получилось».
Он остановился, в расстегнутой пижаме, с растрепанными волосами, с идиотской улыбкой, порезом на подбородке и свежим синяком на лбу.
— Мистер Купер, — произнесла Эльза вежливо-отстраненно. — Ваш завтрак готов, костюм в гардеробе. Вам сегодня предстоит выступление на конференции в Кембридже. Приведите себя в порядок сэр, и не разжигайте больше огонь в камине, сейчас лето и воздуховод закрыт.
— Огонь? — идиотская улыбка в одно мгновение слетела с лица Джона.
— Да сэр, а то вы закоптили все вокруг, теперь мне придется вызывать бригаду профессиональной уборки.
— Огонь…, — повторил Джон, падая на колени.
И тут, то ли от ходьбы по кругу и похмелья, то ли от осознания всей ситуации, его начало тошнить на ковер. Ему этого хотелось меньше всего, тем более блевать на глазах этой симпатичной женщины.
Эльза закатила глаза к потолку, но пошла к Джону и помогла ему сесть в кресло, в конце концов, он ей очень щедро платил.
— Мистер Купер, отдохните, а потом пойдем на веранду, вам нужно освежиться и позавтракать, — она нежно вытерла его губы своим носовым платком.
Но Джон уже не слушал ее, он полностью ушел в себя.
«Всем снится то, что произошло в действительности», — думал он. — «Автокатастрофа…, когда наш шевроле подрезали двое придурков на мотоцикле, и я свернул, чтобы не изувечить их, но изувечил свое будущее…, как свет жизни угасает в глазах близких… в глазах моей дочери и жены …мне же чудится что-то не то. Как будто я попадаю в другой мир. И еще эти свидетельства того, что все, вроде бы, происходило на самом деле. Огонь… дым, дышащий смрадом, эта лапа псевдо-Санта Клауса, шарящего по чужим каминам.
Закоптили… Но свидетельство ли это на самом деле? Может здесь, все же, играет роль мой фактор: я, напившись в дупель, пришел сюда посреди ночи, да и развел огонь в камине с закрытым воздуховодом? Мне нужно получить доказательство существования потустороннего мира! Тогда, по крайней мере, я отброшу мысль о своем сумасшествии, — это сначала, а потом заткну и всех остальных, кто, благодаря моей же откровенности и неосторожности, слышал историю мучающих меня кошмаров и подумал лишнее… Господи! Сейчас, кажется, все уже знают об этом… Коллеги по работе, Эльза…»
Джон почувствовал божественный нектар на своих губах. Это, в аккурат, Эльза принесла ему стакан апельсинового сока и теперь поила его, словно больного ребенка.
Купер встал с кресла. Цель придала ему сил. Он уверенно взял стакан у экономки из рук, осушил его двумя глотками и произнес:
— Эльза, принесите мой костюм. Вызовите уборщиков. Я еду в Кембридж.
— Хорошо, сэр, — ответила она.
2
Джон вышел из дома и направился к машине, мирно ожидающей его у парадного входа.
За рулем ждал неизменный Робби Уоллес, — старый негр, верой и правдой служивший водителем сначала у его отца — Майкла Купера, а теперь у него, в общей сложности уже почти сорок лет.
— Доброе утро Робби, — поздоровался Джон, с кряхтением усаживаясь на заднее сиденье.
— Доброе утро мистер Купер, — ответил тот, включая зажигание.
— Как я сегодня выгляжу?
Робби посмотрел в зеркало заднего вида:
— Дерьмово, сэр.
Спасибо за сочувствие, — сказал Джон, и они оба улыбнулись.
Кадиллак тронулся с места, тихо шурша шинами.
Джон достал из нагрудного кармана пиджака заранее приготовленную сигару, но не стал закуривать, а оглянулся назад, на дом, где прожил всю свою жизнь.
Двухэтажный особняк ласково улыбался ему причудливым карнизом, выполненным в викторианском стиле; приоткрытые окна, словно прищуренные хитрые глаза, лукаво смотрели ему вслед.
Джона одолело тяжелое чувство, словно он видит этот дом в последний раз.
Кадиллак слегка тряхнуло на «лежачем полицейском» возле ворот и Джон уселся поудобнее, вернув свой взор обратно к дороге, которая должна была привести его из Бостонского пригорода в