Теперь, в зрелом возрасте, эти люди вспоминают Кроухерста с благоговением. С некоторыми из них он водил крепкую дружбу и мог позволить себе нанести неожиданный визит, подъезжая на машине прямо к парадному (обычно в три часа ночи), просто на минутку, чтобы сделать передышку, во время импровизированного путешествия по окрестностям. «Приве-е-ет, нар-о-о-од!» – горланил он. И хозяева охотно поднимались с постели, наливали кофе или что покрепче, предоставляя сумасшедшему приятелю возможность отыграть свою роль до конца. Он закрутил страстный роман с девушкой по имени Энида, чье непостоянство и непредсказуемость пленили его на всю оставшуюся жизнь. Кроухерст даже посвятил ей одно ироничное стихотворение.
Ворон Эниды
В сей книге жизни и судьбы была одна страницаИ испещрена она была, хоть краток список, именамиВсех тех, кто сердце Эниде отдавали.И вот уж вереница! Гордый Ворон!Поверженный волной глубоких чувств,лишенный силы мощных крыльевИ оскорбленный лишь расположеньем,Разбитый своим живым же вдохновеньем.И не поняла она всех тех порывов и всей любви,что Ворону сердце разрывали –Сочла за любопытство, как с собачкой,что можно только приласкать.Но что тут лгать?В одиночестве и муке оставлена душа,что все также сильно любит и болит –Больной разум нещадно теребит.Смесь диких чувств она в нем пробуждает –и неги сласть, и горя страсть.Осени последнее дыхание сорвалось,Остановила Смерть и Ворона сердцебиенье,И вот теперь новая душа в освобожденьи,Без оглядки на пытку боли сквозь года встречает всех,что любил ее всегда и навсегда.Энида была не такой насмешливой, как ее изобразил Кроухерст в своем стихотворении.
В конце концов его попросили уйти из ВВС. Вот только по какой причине, никому не известно. Пресс-агент Кроухерста Родни Холворт говорит, что всему виной инцидент, имевший место однажды ночью. Кроухерст влетел на мощном мотоцикле в спящую казарму, протаранив стены нескольких комнат. По другим источникам, Кроухерст устроил гонки в Брэндс-Хэтч на «лагонде» в день очень важного парада, а командир заметил его отсутствие. Что бы там ни произошло, инцидент был не таким уж серьезным, чтобы помешать его виновнику тут же вступить в ряды военнослужащих, снова получить офицерское звание и стать предводителем другой компании, состоящей из членов младшего командного состава. На этот раз все происходило в Арборфилде рядом с Редингом. Там Кроухерст проходил курс по электронной управляющей аппаратуре.
Он все так же первым заказывал в баре выпивку для друзей. Он разбил свою «лагонду», врезавшись в троллейбус прямо в центре Рединга. Два или три раза у него отбирали права за езду без страховки, но он продолжал гонять, несмотря ни на что. Однажды, находясь в Рединге, он пытался позаимствовать чью-то машину, чтобы вернуться в Арборфилд. Наклонившись над мотором, чтобы замкнуть два проводка зажигания, Кроухерст так увлекся делом, что не заметил, как сзади подошел полицейский. Произошел обычный неудобный диалог между представителем власти и нарушителем.
Констебль: Простите, сэр, это ваша машина?
Кроухерст: Конечно, констебль.
Констебль: Тогда не могли бы вы назвать мне номер ваших водительских прав?
И тут Кроухерст бросился бежать. Он прыгнул в городской канал, но на противоположном берегу его, к несчастью, схватил другой патруль. На суде его приятель-офицер показал, что у них была вечеринка в пабе и, приняв на грудь, он поспорил с Кроухерстом на пять фунтов, что тот не сможет угнать машину ради шутки. Проделка стоила шутнику пять фунтов штрафа, который выписал мировой судья Рединга.
Хвастать о невинных шалостях было в характере Кроухерста, но с годами он стал немного более сдержанным. Он никогда не рассказывал жене или родственникам о своих проделках. Случай с неудавшимся угоном был достаточно серьезным, и военная администрация Арборфилда попросила офицера-хулигана подать в отставку.
Демобилизовавшись в 1956 году, Кроухерст придумал себе другую амбициозную цель – поступить в Питерхаус, колледж Святого Петра при Кембриджском университете. С его аттестатом нужно было сдать только один квалификационный экзамен по латыни, чтобы получить место в престижном заведении. Экзамен этот он так и не сдал, а между тем зарабатывал на жизнь тем, что проводил исследования в лабораториях университета Рединга. Ему было 24 года. Его считали не только местной знаменитостью, но и кем-то вроде городского интеллектуала. Отчасти любовь публики к Кроухерсту была обусловлена его взглядами на жизнь, которыми тот часто делился с друзьями. Он считал, что жизнь лучше рассматривать как игру, в которой нужно проявлять дружелюбие к остальным участникам. Соперниками же в этой игре выступали общество, органы власти и Бог (если он существовал, в чем Кроухерст сомневался). Это была та самая игра его жизни, о которой он упоминал в своем стихотворении, посвященном Эниде. Он также считал, что хитрость и сообразительность – наивысшие добродетели и что глупцы не стоят того, чтобы с ними иметь дело. Он постепенно разрабатывал теорию о том, что разум человека существует независимо от физической оболочки. Через несколько столетий ум сможет обходиться вообще без тела. До какой-то степени Кроухерст продолжал оставаться верующим человеком, однако верил он в научную точность. Если явление или вещь реальны, они должны подчиняться безупречной логике. Они должны быть просчитываемыми, то есть настолько точными, чтобы после загрузки данных в компьютер тот смог выдать полезные результаты.
Клэр Кроухерст встретила своего будущего мужа на вечеринке в Рединге в 1957 году. Они оба сознательно вели богемный образ жизни, и хотя Клэр была родом из Ирландии, за три года жизни в Англии она привыкла к более эмансипированному британскому обществу. Несмотря на это, Дональд сумел удивить девушку. Подойдя к ней, он предложил погадать по руке. «Ты выйдешь замуж за невыносимого человека», – сказал он наконец. Он также сообщил, что больше никогда не отпустит ее от себя. На следующий день Кроухерст зашел к новой знакомой и пригласил ее на свидание. Потом заглянул на следующий день и еще раз днем позже. На второй вечер, когда они возвращались из кино (шел фильм «Карусель»), им на улице попалась на глаза грязная, неряшливая проститутка. Большинство знакомых Клэр немедленно испытали бы отвращение при одном только виде распутной девицы. Дональд же просто сказал: «Бедная заблудшая душа. Как, наверное, ужасно зарабатывать на жизнь таким тяжелым трудом». Слова Дональда произвели на Клэр впечатление: с таким пониманием, мудростью