расправы; а оскорбленный подросток был в ярости. Каждый раз, когда один из внутренних
голосов звучал громче других, отношение Алана к Бетти менялось.
– Она неспособна любить, – успокаивал один.
– Она пытается скрыть свои чувства ко мне, – рыдал другой.
– Она вернется, она просто испугалась, – взывал третий.
Псевдовзрослый заявлял:
– Она эгоистка. Она готова пожертвовать своим достоинством, чтобы потешить себя.
А подросток утверждал:
– Она сейчас фантазирует о сексе со мной.
Алан развалился на эмоциональные осколки и не смог составить внятную историю о
своем переживании. Кем ему считать эту женщину и почему он раньше ничего не замечал?
Ответа, конечно, не было. Наша жизнь – это история, которую мы рассказываем, и
разные части Алана рассказывали разные истории. Он очень тяжело переживал это, ведь
человек чувствует себя цельным, когда истории его жизни выглядят более-менее связанными
и все части личности работают в унисон.
До предательства жены Алан всегда пытался успокоить свой младенческий страх перед
разлукой и всегда ему на выручку была готова прийти какая-нибудь женщина. Достаточно
было всего лишь набрать телефонный номер. Алан считал свою потребность в любовнице
«данью культурной традиции», «чертой характера» – эта история была целостной и убеждала
его, что он держит ситуацию под контролем. Но эти убеждения были довольно
сомнительными: из-за его скрытности ни сам Алан, ни его отношения не развивались. Пока
Бетти взрослела, Алан лишь старел, и в их отношениях было все меньше и меньше гармонии.
Теперь, когда прозвенел оглушительный будильник и Алан потерял всякую надежду
«уснуть» снова, он собрался с духом и решил измениться. Ему показалось, что распахнулось
окно в преображение.
Но изменения нельзя совершить насильно; они держатся на эмоциях, как и старые
13
шаблоны. Новые привычки формируются в окружении любви.
Глава четвертая. Новая роль
Алан был настолько измотан шумом множества внутренних голосов, что решил
обратиться за помощью. Это был мудрый поступок. Ему требовались любовь и внимание,
которые может дать психотерапия. Алан поведал мне о своей драме, и когда все его части
выговорились, а я выслушала нестройный хор его внутренних голосов, я сказала:
– Алан, мне кажется, тебе нужен еще один голос, еще одна часть, которая займется
решением проблемы. Давай-ка попробуем кое-что сделать.
– Представь широкое, бескрайнее поле, – продолжила я. – Назовем его твоим полем
осознанности. Представь, что оно пышно цветет и плодоносит. Теперь воткни в землю
указатель с именем «Алан». Это поле не принадлежит тебе. – Это и есть ты, поле по имени
Алан. В нем собрались все части тебя, кем ты был и кем ты можешь стать.
Я пообещала, что если он представит себя полем, ему постепенно удастся склеить себя
из разрозненных осколков. Он больше не будет ассоциировать себя лишь с одной крикливой
частью. Если Алан-малыш опрокинет стакан, он не почувствует себя недотепой, а если его
внутренний подросток решит покуражиться перед красивой женщиной, Алан узнает себя, но
не решит, что он и есть такой – вспыльчивый и заносчивый подросток. Нет, это лишь его
часть, а он сам – поле, где собрались все его части.
Для начала Алану предстояло осознать, что тревожные чувства – это старые
воспоминания, нейронные пути из раннего детства, которые снова активизировались. Я
попросила его поверить, что все чувства, терзающие его душу и тело, – это воспоминания. Я
не спрашивала его мнения о таком подходе. Я попросила его считать воспоминанием о давно
испытанном чувстве ярость из-за ухода жены. Боль, которая не давала ему уснуть по ночам,
тоже была воспоминанием. Я сказала ему, что шок, который он испытывает при виде
незнакомки, похожей на жену, – это одно из первых его воспоминаний, и что ком в горле и
слезы на глазах – это тоже воспоминания.
Затем я попросила Алана подумать, какая его часть раскричалась, когда его
захлестнули эмоции. Я сказала, что называть точный возраст необязательно; нужно только
представить себя более юным.
Поначалу он просто наблюдал за своими шумными внутренними детьми и старался
назвать их возраст. Примерно так:
– Этот страх похож на потерянного ребенка; наверное, ему четыре года. Похожую
злобу я ощущал в десятом классе, когда меня отчитывал учитель. Это гнетущее отчаяние
будто бы испытывает та часть меня, которая еще не научилась говорить.
Затем Алан должен был помочь своим внутренним детям. Вот что он рассказал:
– Когда я почувствовал страх, я попытался подумать о себе как о младенце, попытался
смотреть его глазами. Мне было очень страшно, как будто я упал в глубокую яму и не мог
выбраться. Мне не хотелось говорить, но я заставил себя сказать: «Так вот, оказывается, что
я тогда чувствовал! Бедный малыш». Звук моего голоса помог мне справиться со страхом и
понять самого себя.
– Тогда я попытался вспомнить, что чувствовал в семь или восемь лет, когда ждал отца
по выходным, или когда подолгу не слышал от него никаких вестей. Я очень остро
почувствовал, как надеялся и как расстраивался, будто был неизлечимо болен. Я подошел к
мальчику у себя в голове и обнял его. «Теперь я с тобой, малыш, и никогда не уйду», –
сказал я ему и покрепче прижал к себе.
– Когда я мысленно столкнулся с тем собой, который хотел поскорее повзрослеть, я
был в шоке. Он липнул ко всем, кто готов был его принять. Это было противно и очень
грустно.
– Встав на место нахального, одержимого сексом подростка, я удивился, осознав, каким
14
бесполезным он казался себе. Я почувствовал, как он думает: «Она уйдет от меня к другому,
потому что он крутой и искренний». Я совершенно растерялся, потому что воспоминание
было очень четким. Но когда я наконец-то взглянул на себя со стороны, я смог только
посочувствовать себе.
Затем Алан записал в дневнике момент своего преображения и поделился им со мной.
«Вечером во вторник мне в голову пришли абсолютно новые мысли. Я понял,
что, когда дети чувствуют себя брошенными, в этом нет их вины. Я также
осознал, что мальчики, которые мечтают об общении с отцом, – это прекрасно и
естественно; а умные, ответственные дети, доверяющие себя куда менее умным
взрослым, на самом деле очень щедры. Их нужно ценить и уважать за это, пока
они учатся справляться с разочарованиями и расстаются с мечтой о крепкой
семье. А тот бойкий подросток, он ведь был настоящей занозой, но, подумав о
нем, я обнаружил, что улыбаюсь со всепрощающей отцовской любовью».
Алан обретал осознанность, учился сочувствовать своим разрозненным частям,
относиться с принятием и пониманием к любым своим недостаткам, и его мозг начал
изменяться, создавая новые нейронные связи.
Так это и работает. Стресс не поможет нашему мозгу исцелиться и измениться. Так же
тщетно можно сидеть и ждать, что цветок распустится в темноте. Цветку нужны свет, влага и
время для роста, а мозгу нужны внимание и любовь.
Алан не узнавал себя в этом процессе преображения. Вот уже полгода у него не
возникало желания приударить за женщиной.