Рыцарь-вассал кивал.
— Не забывайте, оберфюрер, первые транзитные десанты а также все вспомогательные расчеты должны находиться в полной боевой готовности начиная с завтрашнего дня. Резервный взвод поддержки — тоже. Особое внимание уделите группе захвата папского легата. Я укажу позиции, которые ей надлежит занять за неделю, возможно, за две до начала кульмского турнира. Постарайтесь, чтобы с переправкой этой группы в Кульм проблем не возникло. Успех кульмской операции и союз с ливонцами — вот что самое главное. Для нас это сейчас даже важнее создания дерптского ударного плацдарма.
Еще одна непродолжительная пауза…
— Если контрольные сеансы связи прекратятся более чем на трое суток, принимайте командование на себя, оберфюрер. Но до тех пор вы остаетесь комендантом Взгужевежи и во всем подчиняетесь мне.
Короткий кивок. Стиснутые зубы. Отведенный в сторону взгляд. Освальд усмехнулся: этот вассал не казался ему образцом верности. Может и предать — только дай повод. Правда, повод должен быть очень весомым: понапрасну такие люди не рискуют. Но зато уж если…
— С этого момента, — продолжал сюзерен, — и до тех пор, пока я не отдам иного приказа, вы обязаны уничтожать любого, кто приблизится к замку. Вместе с лошадьми, волами, коровами, собаками и кошками. Все ясно?
— Так точно, — сглотнул слюну рыцарь-вассал.
— Еще раз проверьте крепость. Кроме солдат и офицеров цайткоманды здесь не должно быть ни одной живой души. Потом займете круговую оборону и расположите гарнизон в замке. Сразу после моего отъезда займетесь поиском и расчисткой нижнего яруса подземелий. О ходе работ будете докладывать во время сеансов радиосвязи. Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер!
Два почти синхронных взмаха вытянутых рук — и рыцарь-вассал скрылся в воротах. Его собеседник повернулся к оруженосцам.
— Фриц, мы скоро выступаем. Через час все должно быть готово.
Один из оруженосцев — тот, что повыше и пожилистее — бегом бросился в замок.
— А ты, Рихтер осмотри ров и наметь поле работы для саперов. Когда закончите минировать подступы к замку, заложите взрывчатку, и засыпте, наконец, эту польскую шваль, — рыцарь брезгливо кивнул в сторону рва. — К нашему отъезду падали здесь быть не должно.
* * *Тот, кого назвали Рихтером, обернулся на хруст снега за спиной слишком поздно. Освальд напал стремительно и яростно. Левой рукой зажал противнику рот. Правой — на ощупь — вырвал вражеский кинжал из ножен. Ударил под приподнятый заспинный короб — под лопатку.
Клинок в тело вошел легко: доспехов под одеждой не было. А кинжал был хорош… Рихтер дернулся, затих. Он оказался обычным смертным, а вовсе не демоном. Это радовало. И все же Освальд не смог заставить себя прикоснуться к проклятому оружию, снаряженному невидимыми стрелами. А вот кинжал взял. Добрую сталь добжинский рыцарь ценил всегда. Подумав немного, стянул с пальца убитого и массивный серебряный перстень тонкой работы. Странное колечко и страшное: череп, скалящийся из дубовых листьев. Но серебро есть серебро — в дальней дороге пригодится.
Освальд надвинул на глаза чужой шлем со смешными маленькими рожками-пупырышками. Набросил на кольчугу плотную длиннополую верхнюю одежду Рихтера — что-то вроде шубы, только тоньше, легче и удобнее. Спрятал усы за поднятым воротником. Надел заплечный короб — не от жадности — а чтоб прикрыть прореху и кровавое пятно на спине. Потом потратил еще несколько секунд: присыпал убитого снегом. Чем позже его хватятся — тем лучше.
— Ну, теперь оборони, Господь!
Он выбрался с противоположной стороны рва и — не таясь — зашагал через снежный пустырь к лесу. Только так — широко, открыто, по-хозяйски, и можно было сейчас идти. Добжинец держался следов своего жеребца, сбежавшего из крепости. Даже самая норовистая и перепуганная коняга — животина домашняя, не дикий зверь. Покружит со страху по лесу, да и обратит морду в сторону родного стойла.
— Оборони, Господь! — неустанно бормотал сквозь зубы рыцарь-разбойник.
Господь оборонил. Снег за рвом был утоптан, изрыт, потревожен. Вокруг замка копошились и сновали люди в таких же странных, как у Освальда, одеждах. То тут, то там звучали резкие отрывистые команды на немецком. Приказы выполнялись молниеносно — бегом. Каждый занимался своим делом, а потому на одинокого солдата в шинели и каске, посланного зачем-то к лесной окаемке внимания не обращал никто.
Солдат шагнул меж деревьев. Отошел по следу подальше, свистнул негромким, но приметным протяжным посвистом. Слева хрустнула ветка. Скрипнул снежок. Высунулась из кустов настороженная лошадиная морда.
Глава 1
— Скакал далече, путал следы, как заяц, потом сидел в засаде у Куявского княжеского тракта на границе с Мазовией, — рассказывал Освальд. — В коробе заспинном припасы чудные оказались. На вид и не пища вроде — а попробуешь — так и впрок пошло. Тем попервоначалу и питался.
— Сухпай… — задумчиво произнес Бурцев. А что еще могло быть в ранце убитого фашиста?
— Ну, я ж тебе и баю — сидел и ждал, пока вражий пан, который командовал в моем замке, появится. Наши тайные лесные тропки-то ему вряд ли ведомы, так что одна была дорога супостату в Дерптские земли — по трактам. А я уж дюже сильно хотел с ним поквитаться. Не привык я обидчиков своих прощать — сам знаешь.
— Знаю, — кивнул Бурцев.
— В общем, не ошибся я — дождался ворога. Только ехал он уже в обличье странствующего рыцаря. В доспехах, с оруженосцем — ну, с тем самым Фрицем, с вьючными лошадьми, да с медвежьем гербом на щите. Если б лица у обоих были шеломами закрыты, не узнал бы, наверное — пропустил. А так — нет. Отправился следом. Думал, выберу подходящий момент, да прирежу мерзавцев. Не вышло…
Ехали эти двое опасливо. Ночевали все больше по постоялым дворам, куда мне ходу не было, а уж коли в лесу останавливались, так место выбирали такое, что незаметно и не подберешься. И пока один спит — другой обязательно стражу несет. Да не абы как, а с оружием своим в руках, чтоневидимыми стрелами бьет. Самострелы те заколдованные у них и в пути всегда под рукой были — в открытой седельной сумке — чтоб выхватить можно сразу. Куда ж мне супротив такого громомета со своим ножичком-то? В общем, зубами скрипел, облизывался, а сделать ничего