Он таким тоном сказал об этом, что мне стало не по себе. Будто бы, если я потеряю рацию, они и вправду убьют девчонок. На самом деле он имел в виду, конечно, совершенно другое. Это было прописано в контракте: в случае если я не выйду на связь в течение тридцати календарных дней, контракт разрывается и мои сестры прекращают получать деньги, на которые, собственно, они сейчас и содержатся в приюте. И деньги там не маленькие. Если мне удастся продержаться хотя бы год, то я смогу их обеих обеспечить лет на десять вперёд, ну или по крайней мере до совершеннолетия Жени.
– А это антенны… – На стол легли чётки с металлическими бусинами. – Как их устанавливать, я надеюсь, ты в курсе.
Я кивнул и забрал чётки, намотав на запястье на манер браслета. Одна такая бусина является ретранслятором, передающим сигнал к основному приемнику. Мне необходимо расставить их по периметру с интервалом в пятнадцать миль, после того как я определюсь с местом дислокации. Если, конечно, определюсь. Надеюсь, что этих ретрансляторов мне хватит.
Последний час до перехода я чувствовал себя так, будто мне предстоит отправиться на казнь. Я никогда не считал себя трусом и сейчас не испытывал страха. Меня терзало другое чувство – сомнения. Может быть, я зря согласился, может, разумнее было отсидеть. Сколько бы мне дали? Двадцать, тридцать лет. Нет, это слишком долго. Но все равно я никак не мог выкинуть из головы слова Гереро, которые он мне сказал в первый день, когда мы остались наедине:
– Не стоит тешить себя иллюзиями по поводу своей исключительности и нужности. Никакой ты не секретный агент, никто бы в здравом уме на реальное задание тебя бы не отправил. Более подходящих кадров на это задание хватает. Но власти и так уже потеряли немало денег на предыдущих агентах, пропавших без вести, и больше так рисковать не желают. А ты… – Гереро сделал многозначительную паузу, – просто подопытный кролик, пушечное мясо. Выживешь – молодец. Не выживешь, найдут другого и тут же забудут о тебе.
И я ему верил, его слова выглядели куда правдоподобнее, чем елейные речи восторженного Джонсона. Да и в контракте я значился как информатор, а далеко не секретный агент. Но мне, в общем-то, было плевать, кем они меня тут считали. Я себя по-прежнему считал Никитой Орловым, парнем, которому не повезло во все это вляпаться.
И вот я стоял снова перед хищной тьмой, перед аномалией. Теперь я пришел не просто поглазеть, а провалиться в нее, раствориться в ней навсегда. Я старался не думать о том, что меня ждет с той стороны, иначе я рисковал растерять остатки самообладания.
– Время до перехода – минута, – сообщил чей-то безразличный голос.
Я чувствовал, как подкатывает паника, и старался давить ее, загонять в потайные глубины подсознания. Я никогда не боялся смерти. Она казалась слишком далекой, нереальной. Да, смерть всегда ходила где-то рядом, иногда подбираясь очень близко, иногда казалась блеклым призраком, чахнущим под яркими лучами жизни. Но до этого я никогда не глядел ей в глаза.
А сейчас эта тьма смотрела на меня с хладнокровным спокойствием, будоража самое древнее чувство – страх перед смертью.
Я не заметил, как безразличный голос начал обратный отчет.
– Пять, четыре, три… – ворвалось в мое сознание, будто струя ледяной воды, заставив взять себя в руки и приготовиться.
– Два, один. Пошел!
Я шагнул. Лоскуты черной субстанции приняли меня в объятия, окутывая мягким прохладным коконом. Еще шаг. Меня слегка повело, легкое головокружение, кожу покалывало, будто от мороза. Еще шаг. Нет. Я сделал шаг назад, наткнулся спиной на твердую холодную преграду. Зашарил рукой – наткнулся на шершавый прохладный камень. Обратной дороги нет, проход закрылся. Впереди непроглядная тьма.
Теперь только вперёд.
Шаг, два, три – в лицо ударил по-осеннему прохладный ветер. Яркие солнечные лучи заставили болезненно щуриться.
Запахло морем, слева доносился умиротворяющий шелест волн. А когда глаза привыкли к свету, первым делом я увидел бескрайнюю синюю гладь. Море – спокойное, лениво лижущее волнами берег. У меня почему-то от его вида будто гора с плеч упала. Это море было в точности такое же, как и в моем мире. Где-то в глубине души я все же опасался, что этот мир окажется слишком непохожим, слишком чуждым. Но этот вид: привычное голубое небо, внизу густая зелень тропического леса, а позади бескрайние горы, настолько бескрайние, что обхватить взглядом весь массив глаз не хватало.
Я стоял на пологом скалистом выступе, посреди горы. Оглянулся с легкой надеждой увидеть проход. Но нет, здесь глухая стена, из которой торчит наполовину приемник, замаскированный пенопластовой бутафорией под камень. Первым делом я достал пистолет и подвязал его к шнурку на штанах. Проверил, чтоб тот не выпадал.
Еще где-то здесь должна быть рация, только у исходной точки я могу связаться со своим миром, отойди я на метр, и связь будет работать только в одну сторону.
Я нашел под приемником рацию.
– Берналь, это Агила, прием, – неуверенно произнёс я.
– Прием, Агила, – отозвался бодрый голос Джонсона. – Как дела? Ты в порядке?
– Да.
– Хорошо. Спускайся с горы и иди вдоль берега. В лес лучше не суйся. Следуй инструкциям, через месяц ждем отчёт. По возможности пришлешь раньше, но не позже.
– Принято, Берналь.
– Не забывай про ретрансляторы. И… Удачи тебе.
– Спасибо, профессор. Отбой.
Я отключил рацию, спрятал в выемку, где она и была, встал, оглянулся и еще раз взглянул на местный пейзаж. Красота!
Набрал побольше воздуха в грудь, собираясь с мыслями. Выдохнул, улыбнулся сам себе. Настроение у меня было пречудесное: солнце светило, море шумело – я чувствовал вкус свободы. И от этого, а может от местного воздуха, у меня слегка кружилась голова, как от алкоголя.
С чего-то нужно было начать знакомство с новым миром, и я решил последовать совету Джонсона и спуститься с горы.
Бодрым шагом я зашагал вниз, насвистывая под нос и резво перепрыгивая через камни. Чувство легкой эйфории и головокружения не покидало меня ни на миг. При этом я не забывал поглядывать по сторонам – всё-таки, насколько я знал, здесь в горах живут местные. Но пока я ничего не видел – ни жилищ, ни каких-либо следов пребывания людей. Над головой пролетел ястреб, я обрадовался тому, что и птицы здесь как дома.
Море становилось все ближе и ближе, и мне осталось уже спуститься совсем чуть-чуть, как я услышал шорох. Замер. Среди кустарников внизу треснула ветка. Я стоял как вкопанный и таращился на кусты. На всякий случай положил руку на нож.
И тут из кустов выскочили трое. Сразу бросилось в глаза уродство одного из них.