Значка с французским триколором.
– Я же сказал, что ты увидишь кое-что удивительное, – сказал Кристофер, заметив удивленный взгляд слуги.
Луиш с трудом обрел голос:
– Вы…
– Я британский офицер, Луиш, о чем тебе прекрасно известно, но сейчас на мне форма французского гусара. А! Гороховый супчик! Отлично. Крестьянская пища, простая и сытная. – Подполковник, слегка морщась, прошелся по комнате – наверное, шнуровка оказалась слишком тугая – и опустился на стул. – К обеду у нас гость.
– Мне уже сказали.
– Ты будешь прислуживать. И пусть тебя не смущает тот факт, что гость – француз.
– Француз? – недоверчиво повторил Луиш.
– Француз, – подтвердил подполковник. – И прибудет он сюда с эскортом. Возможно, большим эскортом. Нельзя, чтобы все эти сопровождающие вернулись в армию и принялись болтать, что их офицер встречался с англичанином. Вот почему я так одеваюсь. – Он улыбнулся и, заметив неодобрение на лице слуги, продолжил: – Война – это как игра в шахматы, и если одна сторона выигрывает, то другая проигрывает.
– Франция не должна победить, – решительно заявил Луиш.
– Есть белые и есть черные, – как ни в чем не бывало продолжал Кристофер, – но и те и другие подчиняются правилам. А кто их устанавливает? Не игроки. И конечно, не фигуры.
– Франция не должна победить, – снова сказал Луиш.
Кристофер вздохнул, удрученный непонятливостью слуги, и попытался объяснить доступнее:
– Ты хочешь изгнать французов из Португалии?
– Конечно!
– Тогда прислуживай нам за обедом, будь любезен, скрывай свои мысли и верь мне.
Дело в том, что, узрев свет, Кристофер решил переписать правила.
* * *Драгуны притащили с берега четыре лодки и перегородили ими дорогу. Обойти эту протянувшуюся между двумя домами баррикаду было невозможно, потому что к дому справа вплотную подступала река, а к дому слева – холм, с которого спускались французы, а поскольку неприятель давил и сзади, то Шарпу не оставалось ничего иного, как идти на баррикаду.
– Что будем делать, сэр? – спросил Харпер.
Шарп выругался.
– Плохо дело, а? – Харпер сбросил с плеча винтовку. – Можно было бы попробовать подстрелить тех парней, за лодками.
– Можно, – кивнул Шарп, понимая, что проблему этим не решить: французы только разозлятся, но не отступят.
Конечно, выбить лягушатников он мог бы – его парни были хорошими стрелками, а лодки представляли собой не самое лучшее укрепление, – но только потерял бы при этом половину солдат и кучу времени. Он мог драться и даже победить, однако вряд ли успел бы вкусить от плодов победы. Оставалось и впрямь только одно, хотя говорить об этом вслух не хотелось. Он еще ни разу не поднимал руку. И одна мысль о том, чтобы сдаться в плен, приводила лейтенанта в ужас.
– Пристегнуть штыки.
Стрелки удивленно посмотрели на своего лейтенанта, но подчинились: вынули из ножен длинные штыки и пристегнули. Шарп вытащил тяжелую кавалерийскую саблю в добрый ярд длиной:
– Хорошо. В четыре шеренги!
– Сэр? – подал голос Харпер.
– Вы что, сержант, не слышали? В четыре шеренги! Живо!
Харпер загнал стрелков в строй. До спускающихся с холма французов осталось около сотни шагов, слишком далеко для прицельного огня, хотя один из французов и пальнул из мушкета – пуля ударилась в оштукатуренную стену стоящего у дороги дома. Шарп раздраженно посмотрел в ту сторону, откуда она прилетела.
– Вперед бего-о-ом арш! – рявкнул он.
Они побежали. По дороге. К только что возведенной баррикаде, до которой было шагов двести. Справа несла свои холодные серые воды река, слева стояли неубранные стожки сена, маленькие, островерхие, напоминающие жилища ведьм. Тощая корова со сломанным рогом проводила их равнодушным взглядом. Неподалеку сидели несколько понурых беженцев.
– Сэр!
Харпер сумел догнать лейтенанта, опередившего своих солдат на десяток шагов.
– Что, сержант?
Всегда «сержант». Хоть бы раз назвал Патриком или Пэтом.
– Что мы делаем, сэр?
– Атакуем баррикаду.
– Они ж нас выпотрошат, сэр. Эти ублюдки вывернут нас наизнанку.
Впереди драгуны поднимали карабины. В отличие от винтовки карабин – оружие гладкоствольное и, следовательно, неточное, а раз так, то драгуны будут ждать до последнего, но потом дадут залп, и этот залп будет помощнее того, на который способны британцы.
– По-моему, они это знают, – добавил Харпер. – Сэр.
Шарп был согласен с ним, хотя и не ответил. Приказав пристегнуть штыки, он рассчитывал испугать, зная, что солдат со штыком выглядит для врага куда страшнее. Но драгуны, похоже, попались не из робких, и блеск стали не произвел на них ни малейшего впечатления. Шарп знал, что должен сдаться, и, наверное, сделал бы это, но как сдаваться, когда никто даже не выстрелил? Он добавил шагу, рассчитывая, что хотя бы один драгун выстрелит и это будет для него сигналом остановиться, бросить саблю на землю и спасти своим людям жизнь. Решение, что и говорить, неприятное, и если только Господь не совершит чуда…
– Сэр? – пропыхтел Харпер, с трудом поспевая за офицером. – Они нас перестреляют!
– В строй, сержант, это приказ.
Достаточно будет и того, что драгуны подстрелят его одного.
– И вас, к чертям, убьют!
– А может, испугаются и побегут, – бросил через плечо Шарп.
– Боже, спаси Ирландию! Да зачем же им бежать?
– Потому что Богу нравятся зеленые куртки. Почему ж еще.
И тут французы не выдержали и побежали.
Глава вторая
Шарпу везло всегда. Не по-крупному – его матерью была потаскуха с Кэт-лейн, умершая при родах и не успевшая ни разу приласкать единственного сына, а детство прошло в мрачном лондонском приюте, за хмурыми стенами которого о питомцах не заботился никто, – а в тех мелочах, когда успех отделяет от поражения ширина пули. Фортуна свела его в темном туннеле с загнанным в ловушку султаном Типу, и она же обезглавила при Ассайе адъютанта сэра Артура Уэлсли, так что, когда конь генерала пал от удара пики и сам он оказался в окружении врагов, именно Шарпу случилось быть рядом и спасти будущего герцога от неминуемой смерти. Все удача, чистая удача, в которую Шарп и сам порой не верил, как не верил сейчас, когда увидел, как драгуны вдруг выбрались из-за баррикады и пустились наутек. Что такое? Уж не