И это он тоже вспомнил. Он был абсолютно уверен, что разберется в любой ситуации. Но ему всегда казалось, что удрать будет очень просто, а сейчас это было дьявольски трудно.
«Этот человек не заговаривал со мной, — думал Беньямин. — Он помог мне, когда я был в очень скверной ситуации. Он не занимался поиском маленьких детей, чтобы увезти их куда-то. Он совершенно случайно оказался рядом, когда я нуждался в помощи. Значит, он определенно не один из тех, кого имели в виду мама и папа».
Беньямин мог понять, что мужчина чувствовал себя одиноким и в качестве ответной услуги за свою помощь всего лишь хотел, чтобы ему составили компанию и помогли кормить морских свинок. Наверное, само по себе это ужасно скучно.
Только на прошлой неделе на уроке религии фрау Блау рассказывала, что очень многие старые люди чувствуют себя ужасно одинокими. Тем, кто находится в доме престарелых, чуть полегче — они, по крайней мере, могут поиграть с другими в канасту и «мяу-мяу», но очень много стариков живут в своих квартирах и у них никого нет. Ни детей, ни родственников, ни друзей. Никто не знает, что они где-то живут. Именно в Нойкелльне очень много таких, у кого нет даже канарейки, есть только телевизор, и денег не хватает даже на еду.
Беньямину было ужасно жалко всех старых людей, которые жили в одиночестве, хотя он считал, что лучше все же иметь телевизор, чем канарейку. Но он полагал, что человек становится одиноким только в старости. А этот мужчина совсем не старый, однако ужасно одинокий! И это, как думал Беньямин, еще хуже.
Что же делать? Боже, у него было не так уж много времени: мужчина держал его за руку и тащил дальше. Может, вырваться и убежать? А если мужчина окажется проворнее? Он выглядел более спортивным, чем отец, и, если уж на то пошло, мог бегать быстрее Беньямина. На последнем летнем празднике в Хазенхайде Беньямин бежал с отцом наперегонки, и отец выиграл. И маме пришлось купить им всем по порции сахарной ваты, потому что она проиграла пари: мама спорила, что выиграет Беньямин.
«Да, я убегу, — сказал себе Беньямин. — Я попробую там, впереди. На следующем повороте я убегу. Побегу так быстро, как только смогу. Мужчина не будет гнаться за мной. Он только расстроится, даже разозлится, но мне все равно. Я все равно больше никогда его не встречу, потому что он живет не здесь, а очень далеко, в Хайлигензее». Мальчик пнул ногой камешек, и тот укатился далеко вперед. Беньямину захотелось побежать за камешком и пнуть его еще раз, но незнакомец по-прежнему крепко держал его за руку.
«Папа точно рассердится, если я пойду с этим мужчиной в домик, — пронеслось у Беньямина в голове. — И рассердится больше, чем из-за пятерки и шестерки. Да, надо удирать. Еще десять метров, и я побегу направо. Ничего не говоря. Внезапно».
— Ты действительно очень хороший мальчик, — сказал вдруг мужчина и улыбнулся. — Я помог тебе, а сейчас ты поможешь мне. Я считаю, что это правильно. Думаю, мы должны стать друзьями. Ты согласен?
Сердце Беньямина дрогнуло. Нет, сейчас он не мог убежать. Это было бы просто подло. Незнакомец был таким хорошим, и он доверял ему. Нельзя его разочаровывать. Сейчас они попьют какао, покормят морских свинок, это будет недолго. Времени у него достаточно. В любом случае, домой он придет вовремя и ничего не станет рассказывать родителям, чтобы отец не подумал, что он глупый и невоспитанный, потому что не послушался его.
Беньямин посмотрел на ручные часы, которые ему подарила на Рождество бабушка из Баварии. Они были очень простыми, неприметными и не нравились Беньямину. Конечно, поэтому эти типы на них и не позарились. Беньямин считал, что его часы — почти девчачьи. Он хотел бы иметь настоящий хронометр. С секундной стрелкой, секундомером, датой, будильником и всемирными часами. И, конечно, чтобы он был водонепроницаемым. Вот о каких часах он мечтал! Но, видно, придется еще долго ждать, пока они у него появятся.
Было пять минут первого. Обычно в этот день было шесть уроков, и мама будет ждать его около двух часов.
«У меня еще есть время, — подумал Беньямин, — почему бы не сделать одолжение приятному человеку?»
4
— Боже мой, ну ты и постаралась! — сказал Петер, заходя в кухню. — Мясной рулет, соус, лапша, лук-порей с овощами! С ума сойти! Ты сегодня так хорошо себя чувствуешь? — Он поцеловал жену в макушку.
— Я всегда хорошо себя чувствую, когда ты дома.
Петер вполне оценил намек.
— Ну-ну, не заставляй меня испытывать муки совести. Разреши мне хотя бы такие мелочи.
— Иногда — да. О’кей. Но не постоянно. Не трижды в неделю, а то и чаще. Ты хотя бы раз подумал, во что обходится твоя пьянка?
Петер задумался. Через время он сказал:
— Хорошо. Раз в неделю. Но я не позволю отнять у меня этот единственный раз. Согласна?
Марианна подарила Петеру свою очаровательную улыбку.
— Согласна.
— Зачем ты задала себе столько работы с приготовлением ужина? Мы сегодня что-то празднуем?
— Нет, но утром мне показалось, что Бенни какой-то грустный. Или невеселый. Может быть, он просто устал. В общем, я подумала, что он обрадуется своему любимому блюду. Мы уже целую вечность не ели мясной рулет!
— Скажи честно, сколько часов ты над ним трудилась?
Марианна смахнула с потного лба прядь волос.
— Да ладно, ничего страшного.
Конечно, ей было очень тяжело. Все время до обеда она провела в кухне. Любое движение руки — это проблема. К тому же все у нее получалось намного медленнее, чем у здоровых людей. Каждый маленький шаг стоил больших усилий, каждое движение надо было тщательно продумывать. И постоянно приходилось делать перерывы с отдыхом на стуле или в инвалидном кресле. Только для того чтобы сделать фарш, ей понадобилось целых сорок пять минут. Раньше она справлялась с этим за десять минут. Но Петеру незачем это знать. Она не любила говорить о своей болезни, потому что тогда чувствовала себя еще слабее. Она надеялась, что Петер, может быть, время от времени будет даже забывать об этих проблемах. Что он снова увидит ее такой, какой она была раньше, когда они только познакомились. И когда она еще была здоровой, а Бенни — совсем маленьким.
Марианна устало