- Эм… Профессор Райан? – осторожно спрашивает она.
- Да? – рычу я, срываясь на нее без малейшего раскаяния. Какого черта здесь происходит? Осенний семестр еще даже не начался. Я совершил огромную ошибку, придя в офис в пятницу днем раньше занятий, начинающихся в понедельник. Молча я даю себе клятву не делать так больше.
Затем я вижу кое-что.
Или кое-кого, если быть точнее.
- Габриэль, - раздается звучный баритон, а миссис Блэкстоун немедленно замолкает. Даже если бы я не посмотрел, я бы узнал этот голос мгновенно.
Алан Тейлор имеет отличительную интонацию. Он всегда говорит с авторитетом в голосе. Даже когда мы были детьми, у него был способ заставить людей слушать его. Полагаю, это одна из причин, почему он стал проповедником. Ну и еще, ему всегда самому нравилось слушать, как он говорит, а также учить людей, как им жить.
Не то чтобы я огорчался или что-то вроде того.
- Вы могли бы вернуться позднее? – спрашивает Алан. – Конечно, мы не хотели вас прерывать.
Он произносит слова с неискренним тоном того, кто имеет ввиду точно противоположное от того, что сказал. Я знаю Алана, он наслаждается прямо сейчас тем фактом, что вошел во время неудобной ситуации с участием меня и недовольного родителя.
- Они сказали, что знают вас, - Джина пожимает плечами, а ее голос становится тише.
- Вообще-то, вы перебиваете, - говорит миссис Блэкстоун, ее голос властный. – Мистер Райан как раз обсуждал добавление еще одного места в своем литературном классе для моей Эшлин.
Я с удивлением смотрю на нее. Эта женщина действительно не имеет стыда, не так ли? Я понимаю, мне должно быть лестно, что родительница настолько хочет, чтобы ее дочь была принята в мой класс, что бросается на меня, но мне слишком противно, чтобы впечатлиться.
- Боюсь, это невозможно, миссис Блэкстоун, - твердо говорю я ей. – Мое решение окончательно, и как видите, у меня встреча.
Совершенно неожиданная встреча с кем-то из прошлой жизни – и его дочерью.
Его взрослой, удивительно красивой дочерью, отмечаю я, когда мои глаза рассматривают ее.
- Мистер Райан, у нас еще есть, что обсудить о моей дочери и вашем классе, настаивает миссис Блэкстоун.
- Боюсь, у меня еще одна встреча с родителями, - отвлекаясь, говорю я. Прежде чем миссис Блэкстоун начинает снова говорить, я жестикулирую Джине. – Вы не могли бы проводить миссис Блэкстоун и ее дочь к главному выходу, пожалуйста?
- Конечно, - отвечает Джина.
- Я буду говорить с деканом, - угрожает женщина. – Он и мой муж играют в гольф по воскресеньям.
- Благослови вашу душу, - я не должен подначивать ее, но я не могу устоять, используя фразу, c которой вырос на Восточном Побережье. – Скажите декану, что я передавал привет.
- Пошли, Эшлин, - фыркает миссис Блэкстоун. – Тебе не нужно учиться у никому не нужного писателя.
- Ну, наконец-то, - бормочет ее дочь. – Можем ли мы пойти на массаж? Я устала от ходьбы по всему кампусу.
Как только они уходят, Алан приподнимает брови. – Еще один довольный клиент?
Если бы это был какой-то другой день или какой-нибудь другой момент, я бы сказал Алану отправляться в ад. Но я слишком растерян, чтобы ответить на вопрос – и не только потому, что последние люди в мире, которых я ожидал увидеть в моем кабинете, были моим другом детства и его дочерью. На самом деле, я бы хотел обвинить себя в отсутствии слов лишь по этому поводу.
Но, правда в том, что я безмолвен потому, что просто не могу отвести глаз от дочери Алана.
Пьюрити[1] Тейлор захватывает дух. Этим словом часто разбрасываются, но не я. Я никогда даже не думал об этом применительно к кому-то, кроме этой девушки, которая воплощает собой весь смысл этого слова. Она просто потрясающая, даже в более чем скромном платье, которое она носит. Рукава прикрывают ее руки, хотя на улице слишком тепло, чтобы нуждаться в этом, а декольте едва открывает миллиметр ее ключиц. Белая хлопковая ткань, ниспадающая к земле, предназначенная, чтобы спрятать всю ее фигуру, не делает ничего, чтобы скрыть ее формы.
Пьюрити – это классическая красота, которую невозможно скрыть. Она может надеть бумажный пакет на себя, но все равно будет выделяться в море женщин, носящих дизайнерскую одежду. Платье, длинною в пол, умудряется сделать ее фигуру еще более непристойной, чем, если бы она надела мини-юбку.
Она одета в белое – символ невинности и чистоты – ее тезку – и уже через мгновение я думаю о ней в совершенно противоположном ключе. На секунду ее глаза встречаются с моими, и все грязные вещи, которые я бы хотел с ней сделать, проносятся в моей голове.
Она на коленях, берет меня в рот. Я развожу ее ноги, погружаюсь между ними и ласкаю языком ее складочки. Я скольжу руками по ее бедрам, несу ее к ближайшей стене и глубоко вколачиваюсь в нее.
Грязно, неуместно и просто неправильно.
Самая неправильная вещь, о которой я когда-либо думал в своей жизни.
Небеса помогают мне думать о Пьюрити таким образом. Небеса помогают мне думать, таким образом, о дочери проповедника. Я отчасти ожидаю, что земля разверзнется и поглотит меня, или молнии ударят с неба и испепелят меня на месте прямо сейчас.
Я заслуживаю этого хотя бы за то, что не могу перестать пялиться на ее грудь.
- Габриэль, - говорит Алан.
Сглотнув, я отвожу взгляд от Пьюрити, чтобы сосредоточиться на ее отце.
На ее отце, напоминаю я себе. На моем друге детства. Я знаю его всю свою жизнь – даже если я и не разговаривал с ним с тех пор, как много лет назад умерла моя мать. Черт, я знаю Пьюрити всю ее жизнь – даже если не видел ее в течение многих лет, с тех пор как я вернулся в Саус Холлоу.
Ей всего лишь восемнадцать.
- Алан, - я выдавил его имя, быстро прочистив горло, чтобы скрыть мой дискомфорт, пока жар поднимался к моему лицу. Это не я. Такое не случается просто так. Я не этот безрассудный