Нет у него выхода. Джеймс никогда не поймет его чувств. Так уж вышло, что он, Медлей, влюбился именно в эту женщину, хотя на свете есть много других… Правда, у него не было выбора. Все произошло помимо его воли. Он всегда думал, что любовь – нечто очень благородное и романтичное. Но получилось наоборот. За одну ночь изменилась вся его жизнь.
Медлей сидел, задумавшись, пока его разум отчаянно пытался найти выход из положения, в которое он попал. Но выхода не было. Рано или поздно придется выбирать между другом и возлюбленной, – и что тогда произойдет? Сделать выбор очень трудно. Трудно разрываться между политикой и любовью.
– Это все больше и больше напоминает мне случай с Блекстоуном, – сказала Фишер. – Произойдет что-то ужасное. Меня одолевают дурные предчувствия, и вряд ли мы сможем что-либо сделать.
– Но в тот раз у нас была по крайней мере дюжина подозреваемых. А теперь приходится выбирать между двумя: женой и лучшим другом нашего подопечного. Единственная тайна, которую удалось пока раскрыть, – то, что Медлей встречается с девушкой из семьи консерваторов. Едва ли это существенный мотив для убийства и предательства. Ты согласна? – спросил Хок.
– Не смотри на меня так. Из нас двоих думаешь ты, а я выполняю черновую работу. От всяких тайн у меня болит голова.
– Хорошо. – Хок нахмурился. – Остается еще дворецкий, Вильерс. Может быть, он что-нибудь расскажет. Слуги всегда очень наблюдательны.
Фишер кисло усмехнулась.
– Вопрос в том, захочет ли он поделиться с нами своими наблюдениями. Мне сдается, что Вильерс – слуга старой школы: верный хозяину до смерти, а может быть, и после смерти. Нам повезет, если он ответит на вопрос, сколько сейчас времени.
Они молчали, когда дверь открылась и в кабинет вошел Вильерс. Он вежливо поклонился Стражам, плотно прикрыл за собой дверь – весь внимание, желание услышать, что от него требуется. Чопорная осанка дворецкого и терпеливое, строгое выражение лица создавали впечатление достоинства, которое нарушалось только смешными пучками седых волос над ушами, контрастирующими с абсолютно лысым черепом. Вильерс был одет с исключительной тщательностью и не казался бы неуместным даже в особняке Господа Бога.
Любопытно, что защитник простых людей держит таких слуг.
– Садитесь, – пригласил Хок.
Вильерс еле заметно, но решительно покачал головой.
– Я лучше постою, сэр.
– Почему? – удивилась Фишер.
– Мне не подобает сидеть, мэм, – ответил Вильерс. Последнее слово он добавил после заметной паузы.
– Давно вы работаете дворецким у Джеймса Адаманта? – спросил Хок.
– Девять лет, сэр. До этого я был дворецким у его отца. Семья Вильерсов служит семье Адамантов на протяжении трех поколений.
– Даже в тяжелые времена, когда Адаманты лишились всего?
– У каждой семьи время от времени случаются неприятности.
– Что вы думаете по поводу политических взглядов Адаманта? – спросила в свою очередь Фишер.
– Мне не подобает говорить об этом, мэм. Мой долг – служить господину Адаманту, а семья Вильерсов всегда знала свой долг.
– Вы ладите с миссис Адамант? – задал вопрос Хок.
– Она превосходная леди. Из прекрасной семьи. Большая поддержка господину Адаманту. Ее здоровье в последнее время несколько ухудшилось, но она по-прежнему выполняет свои обязанности по отношению к мужу, хорошо ведет домашнее хозяйство. Миссис Адамант – весьма целеустремленная молодая леди.
– Что у нее со здоровьем? – поинтересовалась Фишер.
– Не могу точно сказать, мэм.
– Как вы относитесь к Стефану Медлею? – спросил Хок.
– Судя по всему, господин Медлей весьма компетентен в своем деле, сэр.
– А что насчет его личной жизни?
Вильерс слегка подтянулся.
– Это меня не касается, сэр, – ответил он твердо. – Я не одобряю сплетен и стараюсь не допускать их распространения среди прислуги.
– Спасибо, Вильерс. У нас все.
– Благодарю вас, сэр, – Вильерс церемонно поклонился Хоку, вежливо кивнул Фишер и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Я еще не встречал дворецкого, которому повредил бы хороший пинок под зад, – заключил Хок.
– Верно, – кивнула Фишер. – Все они снобы. Даже если бы он что-нибудь знал, он бы не сказал каким-то Стражам: «Это меня не касается».
– Может быть, ему нечего сказать, – предположил Хок. – Возможно, никакого предателя нет, а есть часть хитрого плана консерваторов, чтобы смутить Адаманта и лишить его уверенности.
Фишер застонала.
– У меня голова раскалывается.
– Потерпи. Ответ лежит где-то рядом, надо только копнуть поглубже. Будь я проклят, если позволю Адаманту погибнуть так же, как Блекстоуну. Я уберегу его, даже если мне придется лично убить всех его врагов.
– Ну ты и сказал, – покачала головой Фишер.
Никакие рассказы не могли подготовить Хока и Фишер к тому, что им довелось увидеть и испытать на улицах. Адамант вышел из дома до наступления полудня вместе с ними, Медлеем, Даниель и небольшой армией своих последователей, наемников и сочинителей речей. Хок был немного оскорблен присутствием наемников – как будто их с Изабель недостаточно для безопасности Адаманта. Но когда процессия оказалась на улице, вокруг мгновенно собралась такая плотная и возбужденная толпа, что только отряд наемников и мог защитить Адаманта от напора множества людей. Хок и Фишер грозно взирали на всех, кто приближался к нему слишком близко.
В памяти Хока это утро отложилось мешаниной улиц, людей и митингов. Адамант произносил бесконечные речи, заражая слушателей лихорадочным возбуждением и горячим желанием голосовать за реформаторов, надеясь, что это желание не испарится до начала голосования. Последователи Адаманта раздавали деньги всем, у кого хватило сообразительности протянуть руку, а бесплатная выпивка текла рекой. Составители речей постоянно переделывали их, сообразуясь с местными условиями, и судорожно вкладывали дополнительные листки Адаманту в руки буквально за секунду до начала выступления. Но Адамант каким-то образом успевал изучить листки, и слушавшим его речи казалось, будто эти мысли только что пришли ему в голову. Хок был поражен. Вместе с тем он понял, чем были сильны речи Адаманта. Искренность оратора – вот что их объединяло, и слушатели чутко улавливали это. Адамант верил в свое дело и внушал веру другим людям.
На Ил-Стрит они встретили домовладельца, под страхом выселения диктующего своим жильцам, как надо голосовать. Адамант произнес получасовую речь о недопустимости притеснения избирателей и достоинствах тайного голосования, а Фишер вышибла домовладельцу пару зубов. Неподалеку, на Бейкер-Стрит, Хардкастл поставил изготовленного колдовским способом двойника Адаманта, который призывал к насилию. К несчастью для двойника, он был чересчур очарован звуками собственного голоса и не успел вовремя убраться. Наемники Адаманта позаботились об охранниках двойника, а Хок и Фишер схватили его самого. Адамант тут же произнес сенсационную речь о необходимости запретить грязные трюки в политике, Хок и Фишер тем временем по очереди окунали