– Погодите… – нахмурилась Фишер. – Вы хотите сказать, что не верите в загробную жизнь?
Призрак заколебался.
– Ладно, признаю, что по этому пункту мои позиции пока несколько шатки…
– Что вы здесь делаете? – Хок решил вернуть беседу в более безопасное русло. – Дом действительно был вашим, но вы завещали его Леонарду и Мэвис.
– Только потому, что больше у меня никого не было. Кучка нахлебников. Пока я был живым, они и знать меня не хотели. Я еще в гробу не остыл, а они уже отрывали здесь половицы и переворачивали все вверх дном. Это мой дом, моя вотчина, и я никуда отсюда не уйду. У меня что, никаких прав нет?
– Ну… гм… не то чтобы… – замялся Хок. – Вы умерли. Вам полагается… это… отойти, отрешиться от материального мира.
– И оставить мой ненаглядный дом в руках этих мещан и ханжей? Никогда! Если я не могу забрать его с собой, я не уйду. Здесь я был – здесь и останусь навеки. Посмотрим, кто первым даст слабину.
– Изабель, веди сюда остальных, – вздохнул капитан. – Попробуем найти какой-нибудь компромисс.
– Я бы на это не поставила, – бросила Фишер, направляясь к двери.
Она прошла прямо сквозь призрака – просто чтобы напомнить, кто здесь главный. Эплтона жестоко перекосило.
– Вы не представляете себе, насколько это мерзкое ощущение, – выдохнул он.
Убедить Леонарда, Дэвис и Френсиса Хартли снова войти в дом оказалось не так-то просто, но Фишер с мечом в руке умела быть крайне убедительной, и на удивление быстро все семейство Хартли собралось в главной гостиной. Хок затруднялся определить, кто кому внушал больше отвращения: мертвый живым или живые – мертвому.
– У некоторых напрочь отсутствует чувство собственного достоинства, – громко сообщила Мэвис. – Болтаться тут, когда совершенно ясно, что его больше не желают видеть, являться непрошеным… Что подумают соседи! У нас в семье никогда не было… выходцев с того света. И это – после того, как мы ухлопали столько денег на похороны! Профессиональные плакальщицы, слезы по требованию… И настоящий дубовый гроб. С бархатной обивкой и настоящими бронзовыми ручками. Скажи ему, Леонард!
– С настоящими бронзовыми ручками…
– А цветы! Вы хоть знаете, почем нынче венки? Как у них совести хватает деньги брать!
– Профессиональные плакальщицы были весьма недурны, – вставил Фрэнсис. – Некоторые причитания мне особенно понравились.
– Вы называете этот галдеж причитаниями?! – возмутился Эплтон. – Вы прекрасно знали: я желал, чтобы меня кремировали! И чтобы церемония была чисто светской! А вы даже не заказали им спеть на похоронах мою любимую песню.
– Разумеется, нет, – надменно парировала Мэвис. – На публичной церемонии это было бы совершенно неуместно. Подумаешь, застольная песенка, полная непристойных намеков на женщин и этих… части тела…
– Каково это – быть мертвым? – мечтательно поинтересовался у призрака Фрэнсис. – Я столько думал о смерти…
– Будь у меня такие родители, я бы тоже об этом думал, – отозвался Эплтон. – И если будешь продолжать приставать ко мне, парень, я обеспечу тебе личный опыт по этой части.
– Видите! Видите! – побагровела Мэвис. – Он угрожает нам! Сделай что-нибудь, Леонард!
– Что, черт подери, я могу, по-твоему, сделать с призраком?! – взвился, наконец, Леонард.
– Не смей разговаривать со мной таким тоном, Леонард Хартли!
Леонард устремил на Хока страдальческий и вместе с тем товарищеский взгляд – как один женатый мужчина смотрит на другого, умоляя о понимании.
Хок вздохнул и выступил вперед.
– Мы можем хотя бы определиться, о чем конкретно идет спор? Почему вы так упорно желаете остаться в своем доме, Эплтон, вместо того чтобы… отойти?
– Потому что я потратил годы на то, чтобы сделать это место таким, каким оно должно быть, а они его разрушают!
– Да, разрушаем в поисках денег, которые ты эгоистично припрятал здесь! – возразила Мэвис. – Деньги – наши по праву!
– А-а, – протянула Фишер, оказавшись, наконец, на знакомой почве. – Всякий раз, сталкиваясь с семейной ссорой, можно поклясться, что в основе ее лежат деньги.
– Когда Эплтон ликвидировал свой бизнес и снял со счета все деньги, наличность привезли сюда в двух каретах! – заявила Мэвис. – Эти деньги – наши, и я их хочу!
– Можешь хотеть все, что тебе угодно, – гаденько ухмыльнулся Эплтон. – Но ты их не получишь. О, я забрал из банка сотни тысяч дукатов. Сбережения всей жизни. Но они все потрачены. Когда я обнаружил, что умираю и ни магия, ни врачи не способны спасти меня, я все спустил на женщин, вино и песни. – Призрак задумчиво примолк. – Ну, по большей части, на вино и женщин. Чертовски здорово проводил время, пока оно не кончилось…
Мэвис подавилась собственными речами. Леонард имел такой вид, будто сейчас грохнется в обморок, а Фрэнсис впервые улыбнулся.
– Ах ты, хитрый ублюдок, – произнес он тоном ценителя. – Если б я только знал, я бы к тебе присоединился.
– Фрэнсис! – воскликнула мать.
– Мне следовало сделать это много лет назад, – продолжал Эплтон, – но я всегда был слишком занят бизнесом. Так и не женился. Никогда не развлекался. Но когда узнал, что умираю, мне внезапно все стало ясно. Стоит ли тратить жизнь на добывание денег только ради того, чтобы их унаследовали какие-нибудь неблагодарные родственники? И я потратил все свои накопления на собственные поминки авансом. Повеселился из последних сил. К самому концу это же напоминало гонку: что убьет меня первым – хворь или разгул. – Призрак счастливо вздохнул. – От умирания я получил больше удовольствия, чем от всей моей долгой жизни.
– Так денег нет? – переспросила Мэвис надтреснутым шепотом. – Совсем?
– Ну, может, случайная монетка и завалилась за спинку дивана, но не более того. И даже не думайте продавать дом. Чем видеть, как вы наживете хоть пенни на разорении моего гнезда, я лучше буду являться сюда до тех пор, пока вы все не перемрете. Воспринимайте меня как постоянного съемщика с практически бессрочным договором.
– Вам, ребята, не экзорцист нужен, – подала голос Фишер. – Вам требуется консультация адвоката по семейным делам. И, возможно, по доброй оплеухе на рыло.
– Верно, – согласился Хок. – Это могло бы тянуться годами, да только терпения у меня маловато. Поэтому мы сделаем вот что. Вы, Леонард и Мэвис, согласитесь продать этот дом тому, кто сможет оценить его по достоинству и станет беречь. А вы, Эплтон, согласитесь на это. Иначе мы с Фишер спалим здесь все к чертовой бабушке.
– Вы этого не сделаете! – воскликнули в один голос Леонард, Мэвис и Эплтон.
– Сделаем-сделаем, – заверила их Фишер.
И все ей поверили.
– А теперь мы пойдем, – объявил Хок. – Детали утрясете сами. Только постарайтесь не слишком шуметь, а то мы вернемся.
– Ага, – поддержала Фишер. – И в следующий раз приведем с собой социального работника.
– Не стоит излишне злобствовать, – пожурил ее супруг.
Некоторое время спустя Хок и