над князем. Он был покрыт испариной и стонал. «Вынесите меня из экипажа…» – попросил Потёмкин. Доктора приказали казакам выполнить желание грузного пациента. Началась суета, как всегда, когда он командовал, а он долгое время распоряжался почти всем в России. Казаки и генералы собрались вокруг открытой дверцы кареты и медленно и осторожно стали вытаскивать поверженного гиганта.

За этим процессом с любопытством наблюдали двое пастухов-молдован, гнавших скот по степи и остановившихся посмотреть, что происходит.

Сначала из кареты показались босые ноги, затем сам больной в наполовину расстегнутом халате. Этот халат был знаменит – все знали, что Потёмкин часто встречал царственных особ и послов босиком, в небрежно накинутом халате. Несмотря на страшные муки, больной сохранил свою невероятную славянскую красоту и густую шевелюру, некогда считавшуюся лучшей во всей империи. За чувственный греческий профиль в молодости его прозвали Алкивиадом [1][1]. Но теперь прекрасные седые волосы были мокры от обильного пота и прилипли к пылающему лбу. Это был статный человек-великан. Всё в нем казалось чрезмерным, колоссальным, первозданным, но из-за пылавших в груди желаний и безрассудного потакания всем своим прихотям тело Потёмкина оплыло, а лицо постарело. У князя, как у Циклопа, был только один глаз, второй, поврежденный, ничего не видел, и поэтому князь походил на пирата. Грудь его была широкой и волосатой. Некогда сильный, как стихия, человек, этот величественный зверь, превратился в изнемогающую гору плоти.

Графиня вышла из кареты следом, она держала князя за руку, вытирала его горячий лоб. Слезы градом катились по ее курносому скуластому лицу с чувственными губами.

Князь встал босиком на траву, слегка пошатываясь и опираясь на своих казаков, а потом медленно опустился на землю.

Человек, который в изнеможении лежал в этой дикой степи, был не кто иной, как светлейший князь Священной Римской империи Григорий Александрович Потёмкин, предполагаемый муж российской императрицы Екатерины Великой, любовь всей ее жизни, фаворит, соправитель ее империи, разделявший ее мечты. Он был князем Таврическим, фельдмаршалом, главнокомандующим Российской армии, великим гетманом Екатеринославского и Черноморского казачьих войск, главнокомандующим Черноморским и Каспийским флотом, президентом Государственной военной коллегии, наместником южных губерний; он мог бы стать правителем Польши или какого-то другого собственноручно созданного княжества. Светлейший, как его называли в Российской империи, правил вместе с Екатериной Второй почти двадцать лет. Другие определения князь отрицал, и историки до сих пор не знают подробностей. Екатерина, переживавшая кризис, заметила остроумного молодого человека и призвала его к себе, сделав своим любовником. Когда любовная история закончилась, он остался ее другом, партнером, министром и стал соправителем. Она всегда боялась, уважала и любила его, но их отношения были непростыми. Она звала его «колоссом», «тигром», «кумиром», «героем», «величайшим оригиналом» [2]. Он был ее «гением» [3], во много раз увеличившим империю, создавшим Черноморский флот, завоевавшим Крым, добившимся победы во второй Русско-турецкой войне, основавшим великие города – Севастополь и Одессу. Со времен Петра Первого в России не было второго такого успешного государственного деятеля – как в мечтах, так и в делах. Светлейший был сам себе хозяин и диктовал свои правила – иногда руководствуясь вдохновением и будучи чересчур идеалистичным – и строил свой собственный мир. Его власть зависела от Екатерины, но он мыслил и вел себя как один из суверенных правителей Европы. Потёмкин очаровывал европейских чиновников и правителей своими титаническими достижениями, энциклопедическими знаниями и тонким вкусом, в то же время шокируя их своим высокомерием, распутством, леностью и любовью к роскоши. Враги ненавидели его за могущество и непредсказуемость, но даже они признавали его недюжинный ум и творческий подход.

Путешественники находились на дороге между Яссами (теперь в Румынии) и Кишиневом (теперь в Республике Молдова). Эта местность, раньше принадлежавшая султану Османской империи, и была завоевана Потёмкиным. Даже сегодня туда нелегко добраться, но вряд ли там что-то сильно изменилось за прошедшие двести лет [4].

Справа зеленела долина, в отдалении виднелись заросшие кустами курганы, поросшие высокой степной травой, сегодня почти исчезнувшей. Слева в туман убегали холмы, покрытые лесом. Дорога, на которой остановилась процессия, уходила вниз между густыми кустарниками и терялась вдалеке. Потёмкин, любивший ездить в экипаже ночью под дождем [5], попросил остановиться в этом диком и живописном месте [6].

Его свита была не менее примечательной. Сочетание экзотики и цивилизованности в людях, сопровождавших в тот день Потёмкина, отражало его собственную противоречивость. «Князь Потёмкин – это символ необъятной Российской империи, – говорил хорошо знавший его принц де Линь. – В нем то же сочетание диких бесплодных степей и золотоносных жил» [7]. Придворные – ведь он был почти государем – стояли посреди степи, Екатерина в шутку называла его окружение «птичником» – не то царским, не то скотным двором [8].

Многие из спутников князя уже всхлипывали. На графине, единственной женщине, был русский сарафан с длинными рукавами, который так любила ее подруга-императрица. Правда, чулки и туфли на ней были французскими, сшитыми по последней моде. Их выписал из Парижа сам Светлейший. Она надела в поездку бесценные бриллианты из обширной коллекции Потёмкина. В свите находились генералы и графы. Одетые во фраки и военную форму, с орденскими лентами, медалями, в треуголках – они ничем не выделялись бы в британской конной гвардии или при любом европейском дворе восемнадцатого века. Были там и казацкие атаманы, восточные князьки, молдавские бояре, османские паши, переметнувшиеся на сторону русских, слуги, чиновники, простые солдаты, а также церковные иерархи, раввины, факиры и муллы – компания этих людей была Потёмкину особенно приятна. Больше всего его успокаивали разговоры о византийской теологии, обычаях восточных племен, например башкир, палладианской архитектуре, голландских живописцах, итальянской музыке, английских садах…

Епископов можно было узнать по развевающимся одеждам православных иерархов, раввинов – по завиткам их пейсов, османские отступники были в чалмах, шароварах и шлепанцах Блистательной Порты. Молдаване – православные подданные Османской империи – были одеты в расшитые драгоценностями кафтаны и высокие шляпы, подбитые мехом и украшенные рубинами; простые русские солдаты носили «потёмкинские» шапки, куртки, мягкие сапоги и штаны из оленьей кожи – форму, которую для их удобства разработал сам князь. И, наконец, казаки, в основном запорожцы, с огромными усами и бритыми головами с прядью волос на макушке, которая на затылке превращалась в конский хвост, как у персонажей «Последнего из могикан». Они размахивали короткими кривыми кинжалами, покрытыми резьбой пистолетами и особыми длинными копьями. Мужчины печально смотрели на своего господина, потому что Потёмкин обожал казаков.

Тридцатисемилетняя графиня Александра Браницкая – великолепная и высокомерная женщина – была племянницей Потёмкина. Она давно приобрела собственное политическое значение. Любовные похождения Потёмкина, его связи с императрицей и несчетным количеством знатных женщин и куртизанок приводили в изумление даже французских придворных, помнивших Версаль при Людовике Пятнадцатом. Правда ли, что