– Мы напишем послание Тиберию, – твердо заявил Друз, – и привлечем именитых ораторов и виднейших адвокатов.
– Пользы не будет, – бесцветным тоном отозвался Калигула.
Мы все посмотрели на него, потом туда, куда был направлен его напряженный взор. Мне стало дурно.
Командир преторианцев пересек площадь, а там его поджидал тот самый центурион, который стоял на корабле вместе с нашими братьями. Деньги не переходили из рук в руки, воины обменялись только речами, однако сразу все стало понятно. Пожилой ветеран считается уважаемым гражданином, его показания станут весомым свидетельством в суде. В чем бы он ни обвинил моего старшего брата, каждое его слово станет гвоздем, вбитым в крест, на котором распнут Нерона.
– Подлый предатель! – сплюнул Друз. – Рабирий отирался возле Нерона целых два года.
– А как давно он, по-твоему, работает на Сеяна? – спросил Калигула. – И мать, и наша прабабка предупреждали Нерона, но, похоже, он и не думал об осторожности. Молюсь Минерве, что хотя бы ты, Друз, держал язык за зубами.
Наш средний брат молча смотрел на Калигулу, и глаза его выдавали тревогу, пока он пытался вспомнить все сказанное за два с лишним года в Никополе и всех, кто это мог слышать.
– А мать? – прошептала Агриппина. – Ее-то за что?
Калигула пожал плечами:
– Найти свидетелей из числа прислуги на нашей вилле не составит труда. Слово раба ничего не значит, но при матери ежедневно находились и вольноотпущенники, и горожане. Я предупрежу лишь раз: мы все должны учесть этот урок. Подумайте трижды, прежде чем произнесете хоть слово. Ведь ты, Друз, теперь первый в очереди на императорский трон.
Больше он ничего не сказал, следуя собственному совету. Мы и так знали, что брат имел в виду и почему об этом нельзя говорить вслух. Тем более что Калигула обо всем предупреждал еще год назад, когда император покинул Рим. Теперь Сеян считает преемником себя, и пока Тиберий отдыхает на Капри, империей правит префект. Наши братья преграждают ему путь к трону. Отныне остался один Друз.
– По крайней мере, на вилле прабабушки можно говорить без опаски, – пробормотал Друз. – Там мы и разработаем план. От виллы до города шесть миль. Если бы ее слуги и рабы были доносчиками, то Ливию, с ее-то языком, арестовали бы давным-давно.
– Все не так просто, – опять подал голос младший из братьев. – Арест – дело рук Сеяна, а император по-прежнему всецело доверяет ему. Никакие послания на Капри не помогут ни Нерону, ни матери, а насчет Ливии – ты прекрасно знаешь, какие у нее отношения с императором, повлиять на него она не сможет. Похоже, Сеян или же сам Тиберий складывают в одну корзину все яйца, которые им кажутся плохими.
– Неужели ничего нельзя сделать?! – в отчаянии воскликнул Друз.
– Ничего! – выпалил младший брат.
Внезапность и жар его вспышки напугали всех нас, ведь он так редко снимал маску спокойствия. Но гнев исчез так же быстро, как появился.
– Нет, Друз, – повторил Калигула на этот раз тише. – Сопротивление только ухудшит наше положение.
Я же пока могла думать лишь о том, что матери и Нерона с нами больше нет и не известно, увидим ли мы их еще когда-либо. Но хотя сердце мое едва билось в тисках ледяного страха, я верила в то, что боги, столь щедро одарявшие моего отца любовью, не позволят злодеям расправиться с его ни в чем не повинной семьей.
Но, как известно, боги капризны.
Глава 4. Конец старого Рима
Мы сделали так, как нам было приказано, и перебрались к нашей прабабке, на великолепную виллу к северу от Рима, в зеленой долине Тибра, вдали от его вони и интриг. Жили мы там в странном напряжении. Ливия, несмотря на преклонный возраст, была увлекающимся человеком, интересовалась всем новым, и, соответственно, в ее доме всегда кипела жизнь, а поток именитых и важных гостей не иссякал. О ней ходили пугающие слухи, поговаривали даже – правда, едва слышно, – что роль Ливии при императоре Августе не ограничивалась супружескими обязанностями и она убила людей больше, чем кровавый понос. Но для нас четверых прабабка была щедрой и гостеприимной хозяйкой.
Мы с Друзиллой оставались на вилле прабабушки, а Агриппина, вышедшая замуж за Домиция Агенобарба через месяц после ареста матери, переехала в собственный дом. Свадьба стала, мягко говоря, любопытным событием. Разумеется, жениха выбирал император, и церемония проводилась в его особняке на Палатине, но при этом с Капри поздравлений не пришло и сам Тиберий, конечно же, не счел нужным почтить столь дальнюю родственницу своим присутствием.
Раз императора не было, место хозяина особняка занял Сеян, и весть об этом привела нас всех в ужас. Мрачный, как тень Аида, он почти всю церемонию простоял в задних рядах, держа под прицелом подозрительных глаз гостей свадьбы, а те беспокойно, заискивающе на него оглядывались.
Меня нарядили в темно-синюю столу, а поверх нее накинули голубую паллу, придавшую коже мертвенную бледность. Рабыни попытались укротить мои волосы, чтобы я хоть немного отличалась от Медузы, но их старания пропали даром. Кудряшки так и падали на глаза, и приходилось то и дело заправлять их за уши.
По завершении самой церемонии – показательно, что всех десятерых свидетелей набрали из числа преторианцев, – начался пир, и я оказалась предоставлена самой себе. Агриппина хозяйничала, гоняя рабов, Калигула куда-то исчез, Друзилла сидела с Лепидом… Я была одна в море людей, по большей части мне незнакомых. И пока я глазела по сторонам, соображая, чем заняться, чтобы избежать внимания префекта претория, в дверях возник Калигула и поманил меня к себе:
– Можешь отыскать жениха? Тут один сенатор желает с ним поговорить.
Я нахмурилась. Римская аристократка не должна бегать с поручениями на пиру. С другой стороны, брат с кем-то беседовал, а я ничем не была занята. Моя природная практичность взяла верх. Я поспешила к Агриппине, которая только что отхлестала по щекам молодую рабыню за разлитое на скатерть вино.
– Какой-то сенатор ищет твоего мужа. Ты знаешь, где он сейчас?
– Переодевает тунику. – Пина на миг оторвалась от наставлений запуганной девушке и махнула в ту сторону, куда ушел Домиций.
Я кивнула и пересекла зал в указанном направлении. Перед тем как войти, я постучалась, не желая застать своего нового родственника без одежды. Грубый голос Агенобарба велел заходить, и я открыла дверь.
– Мой брат беседовал с одним сенатором, который…
Хотя Агенобарб оказался вполне одет, я забыла, с чем пришла. Две полуголые девушки-рабыни укладывали складки на его тоге, из-за них я и потеряла дар речи: у одной была разбита губа, у второй расплывался синяк под глазом, и тела обеих покрывали старые и свежие синяки. На полу лежала третья девушка и тихо всхлипывала. На ее волосах