3 страница
Тема
и выходил из бассейна или принимал душ в давным-давно закрытом сериале. Я отправила Бобби ссылку на одну фотографию и приписала: трофейный муж.

Фотографий Мелиссы в интернете было не так уж много, хотя ее сборник эссе активно обсуждали. Я не знала, давно ли они с Ником женаты, – они были еще не настолько знамениты, интернет таких подробностей не знал.

Так вы пишете вместе? – сказала Мелисса.

О боже, нет, сказала Бобби. Все пишет Фрэнсис. Я даже не помогаю.

Неправда, сказала я. Неправда, ты помогаешь. Это она просто так говорит.

Мелисса склонила голову и как бы усмехнулась.

И кто же из вас врет? – сказала она.

Врала я. Бобби действительно не помогала мне писать стихи – разве что разнообразила мою жизнь. Насколько я знаю, она никогда не пыталась сочинять. Она любила произносить драматичные монологи и петь антивоенные баллады. На сцене она смотрелась великолепно, и я частенько поглядывала на нее, когда от волнения забывала, что делать.

На ужин были спагетти в густом беловинном соусе и много чесночного хлеба. Ник в основном молчал, а Мелисса задавала вопросы. Она то и дело нас смешила, но так, как пичкают едой совершенно неголодного человека. Я сомневалась, нравится ли мне такая веселая напористость, а вот Бобби точно была в восторге. Я заметила, что она смеялась даже больше, чем было уместно.

Не знаю, почему я так решила, но, по-моему, как только Мелисса узнала, что стихи пишу я одна, она потеряла всякий интерес к процессу их создания. Перемена была настолько неуловимая, что Бобби наверняка сказала бы «ничего подобного», и я злилась, будто она уже так и сказала. Я выпала из ситуации, словно меня не волновало, как все повернулось, вообще меня не касалось. Я могла бы включиться обратно, но, видимо, не хотелось прикладывать усилия, чтоб меня заметили.

После ужина Ник убрал тарелки, а Мелисса начала фотографировать. Бобби сидела на подоконнике, глядела на горящую свечу, смеялась и строила милые рожицы. Я замерла за столом, приканчивая третий бокал вина.

Мне нравится кадр с окном, сказала Мелисса. Давай сделаем такой же, но на веранде?

На веранду вели двойные двери. Бобби отправилась за Мелиссой, а та закрыла за ними створки. Я видела, как Бобби хохочет на подоконнике, но не слышала ее смеха. Ник наполнял раковину горячей водой. Я еще раз похвалила еду, он поднял глаза и ответил: а, спасибо.

Сквозь стекло я наблюдала, как Бобби поправляет потекший макияж под глазом. У нее были узкие запястья и длинные изящные кисти. Порой, когда я занималась чем-то нудным – шла с работы или развешивала постиранное белье, – я представляла, что выгляжу как Бобби. Ее осанка была лучше моей, а лицо – красивым и запоминающимся. Иллюзия перевоплощения была настолько реальна, что, случайно заметив свое отражение и увидев настоящую себя, я переживала странный шок обезличенности. Сейчас, когда Бобби сидела прямо перед глазами, проделать этот трюк было гораздо сложнее, но я все равно попыталась. Захотелось сказать что-нибудь глупое и провокационное.

Похоже, я тут иду в нагрузку, сказала я.

Ник бросил взгляд на веранду, где Бобби что-то изображала, встряхивая волосами.

Думаешь, Мелисса слишком уж выделяет Бобби? – сказал он. Если хочешь, я с ней поговорю.

Нормально. Все без ума от Бобби.

Правда? Должен сказать, я больше проникся к тебе.

Мы посмотрели друг на друга. Я поняла, что он стебется, и улыбнулась.

О да, я сразу ощутила мистическую связь, кивнула я.

Меня тянет к поэтическим натурам.

Ну что ж. У меня цветистый внутренний мир, уж поверь.

Он засмеялся. Я знала, что это нахальство с моей стороны, но не слишком себя винила. На веранде Мелисса закурила сигарету и положила камеру на стеклянный кофейный столик. Бобби чему-то сосредоточенно кивала.

Я думал, сегодняшний вечер превратится в кошмар, но на самом деле неплохо, сказал Ник.

Он сел рядом. Мне понравилась его внезапная откровенность. В памяти всплыло, что я видела его фотографии без рубашки в интернете, а он и не в курсе, и в тот момент это меня так развеселило, что я чуть ему не рассказала.

Я тоже не любительница званых ужинов, сказала я.

По-моему, ты неплохо справилась.

И ты отлично держался. Просто здорово.

Он улыбнулся. Я старалась запомнить его слова, чтобы потом пересказать Бобби, но у меня в голове они звучали не так уж смешно.

Двери открылись, и Мелисса вошла, держа камеру обеими руками. Сняла нас за столом – у Ника в руке бокал, я рассеянно смотрю в объектив. Она села рядом и уставилась на экран фотоаппарата. Вернулась Бобби и, никого не спросив, сама долила себе вина. На ее лице читалось блаженство – видно было, что она пьяна. Ник рассматривал ее, но молчал.

Я напомнила, что нам надо успеть на последний автобус, и Мелисса пообещала прислать фотографии. Улыбка Бобби слегка померкла, но намекать, что мы бы посидели еще, было уже поздно. Нам вручили куртки. У меня голова шла кругом, и теперь, когда Бобби притихла, я беспричинно смеялась про себя.

До остановки было десять минут пешком. Вначале Бобби приуныла, словно чем-то расстроена или раздражена.

У вас там все нормально прошло? – сказала я.

Я беспокоюсь за Мелиссу.

Ты о чем?

Не похоже, что она счастлива, сказала Бобби.

А в каком смысле несчастна? Она тебе что-то сказала?

Не похоже, что они с Ником счастливы вместе.

Правда?

Грустно все это.

Я не сказала, что Бобби и видела-то Мелиссу два раза, хотя, наверное, сказать стоило. И правда, Ник и Мелисса не были похожи на пару, которая без ума друг от друга. Он же сказал мне ни с того ни с сего, что от вечеринки, которую устроила его жена, ожидал «кошмара».

По-моему, он прикольный, сказала я.

Да он рта не раскрыл.

Зато он очень забавно молчит.

Бобби не рассмеялась. Ну и ладно. В автобусе мы почти не разговаривали: я видела, что ей не очень-то интересен мой отчет о разговоре с «трофейным мужем» Мелиссы, а других тем для разговора мне в голову не приходило.

Вернувшись домой, я почувствовала себя гораздо пьянее, чем в гостях. Бобби отправилась к себе, и я осталась одна. Прежде чем лечь спать, включила повсюду свет. Порой я так делала.

* * *

В то лето родители Бобби со скандалом разошлись. У матери Бобби, Элеанор, всегда была хрупкая психика, и временами она подолгу страдала от некой болезни, так что любимым родителем Бобби выбрала отца. Она всегда называла их обоих по имени. Вначале, наверное, в этом было бунтарство, но теперь казалось, что они коллеги, а семья – малый бизнес, которым все они заправляют. Лидии, сестре Бобби, исполнилось четырнадцать, и ей, в отличие от Бобби, не хватало самообладания.

Мои родители разошлись, когда мне было двенадцать, и отец вернулся в Баллину, где когда-то и познакомился с мамой. До окончания школы я