— Посторонним запрещено находиться в кухне, — бросила она, водружая последний корж поверх слоя сушеных яблок с корицей.
— Ну так пожалуйся на меня хозяйке. — Он заправил волосы ей за левое ухо, на миг задержав в пальцах тонкую прядку, которую она по старой памяти упорно продолжала красить в розовый цвет. — Неужели ты не хочешь узнать, что мне вчера рассказала Стелла?
Она резко мотнула головой, продолжая выкладывать поверх коржа остатки яблочно-коричной смеси.
— Стелла была пьяна и могла наплести тебе что угодно.
— Она сказала, что ты печешь свои торты из-за меня.
Джулия знала, что сейчас услышит именно эти слова, но все равно замерла с кондитерской лопаткой в руке. Потом поспешно принялась размазывать яблочно-коричную пропитку дальше, надеясь, что он ничего не заметил.
— Она считает, что у тебя заниженная самооценка. И пытается ее поднять.
Он в своей самодовольной манере вскинул одну бровь:
— В чем меня только ни обвиняли, но в заниженной самооценке — первый раз.
— Трудно, наверное, быть таким красивым.
— Не то слово. Ты действительно ей это сказала?
— Не помню. — Джулия бросила лопатку в пустую миску из-под пропитки и понесла и ту и другую в мойку. — Я тоже была пьяна.
— Ты никогда не бываешь пьяной.
— Ты не настолько хорошо меня знаешь, чтобы разбрасываться подобными утверждениями.
До чего же было приятно так его отбрить. Восемнадцать лет отсутствия не прошли даром. «Вот как я теперь умею», — хотелось ей сказать.
— Верно. Зато я знаю Стеллу. Даже выпив, она никогда не говорит неправду. Зачем ей рассказывать мне, что ты печешь торты из-за меня, если это неправда?
— Я пеку торты. А другого такого любителя сладкого, как ты, в городе еще поискать. Возможно, эти два факта каким-то образом переплелись у нее в голове.
Джулия нырнула в кладовку за коробкой для торта и задержалась там в надежде, что он сдастся и уйдет.
— Ты что, собралась забрать торт с собой? — удивился он, когда она все-таки показалась на пороге с коробкой.
Он не сдвинулся с места. Все это время в кухне кипела работа — сновали туда-сюда официантки, переходили от стола к столу повара, без устали стучали ножи, — а он стоял не шелохнувшись. Она поспешно отвернулась. Слишком долго смотреть на мужчин из семейства Александер было все равно что вглядываться в солнце. Образ запечатлевался на сетчатке. Даже закрыв глаза, ты все равно продолжал его видеть.
— Хочу отнести его внучке Вэнса Шелби. Она вчера вечером приехала.
Он даже рассмеялся:
— Ты в самом деле собралась встречать кого-то пирогами?
До нее только теперь дошла вся абсурдность происходящего.
— Сама не знаю, что на меня нашло.
Он внимательно смотрел, как она упаковывает торт в картонную коробку.
— Этот цвет очень тебе идет. — Он коснулся рукава ее белой блузки.
Она немедленно отдернула руку. Полтора года Джулия старалась держаться подальше от этого мужчины, и вот пожалуйста, надо же было ей выболтать Стелле то единственное, что будет притягивать его к ней, как сила всемирного тяготения. Он только и ждал этого повода с того самого момента, как она вернулась в город. Он спал и видел, как бы подобраться к ней поближе. Она это знала. И ее это злило. Как после всего, что случилось, он может даже думать о том, чтобы снова начать все с того самого места, на котором они закончили?
Джулия захлопнула окошко над столом. Это было последнее, что она делала на своем рабочем месте каждое утро, и порой от этого ей становилось грустно. Еще один день, еще один призыв, так и оставшийся без ответа. Она взяла коробку с тортом и, не говоря больше ни слова, вышла в зал.
Обстановка в «Джейс барбекю», как и в большинстве подобных ресторанов на Юге, была самая незатейливая: линолеум на полу, клеенчатые скатерти на столах, массивные деревянные кабинки. Дань традиции. Взяв бразды правления в свои руки, Джулия сняла было с дальней стены видавшую виды автогоночную атрибутику, которую повесил там ее отец, но это нововведение вызвало такие протесты, что ей пришлось вернуть все на место.
Она поставила коробку с тортом и сняла со стойки грифельную доску. На ней она принялась выводить названия десертов, которым предстояло войти в сегодняшнее меню. Из традиционных для Юга — торт «Красный бархат» и фунтовый кекс с персиками, а из экзотики — миндальное печенье с зеленым чаем и медом и пончики с клюквой. Она знала, что более экзотические десерты разойдутся первыми. На это у нее ушел почти год, но она все-таки покорила своих завсегдатаев мастерством в уже привычных им вещах, так что теперь они готовы были пробовать все, что выходило из ее рук.
Сойер показался как раз в тот момент, когда она устанавливала грифельную доску на стойку.
— Я обещал Стелле зайти к ней сегодня с пиццей. Ты будешь дома?
— Я всегда дома. Послушай, почему бы вам двоим не переспать наконец и не покончить с этой канителью?
С тех самых пор, как Джулия вернулась в Маллаби, каждый четверг Сойер неизменно появлялся на пороге у Стеллы с пиццей в руках. Стелла клялась, что это чисто дружеские посиделки. Джулия считала ее наивной.
Сойер склонился к ее уху:
— Мы со Стеллой действительно как-то раз переспали. Три года назад, сразу после ее развода. И чтобы ты не подумала, что я неразборчив в связях, скажу, что в последнее время я стараюсь быть пай-мальчиком.
Он удалился, и она проводила его пронзительным взглядом. Его непринужденное, почти небрежное признание застало ее врасплох и оставило где-то внутри ощущение едкого холодка, как когда она впервые попробовала лайм.
Джулия не могла винить его в том, что много лет назад он повел себя как напуганный подросток, узнав, что она забеременела в результате их единственной ночи на футбольном поле. Она сама тогда тоже была напуганным подростком. И они приняли единственное решение, которое могли принять в тот момент. К счастью или к несчастью.
Возмущало ее то, с какой легкостью он вернулся к своей прежней жизни. Для него это была всего лишь одна ночь. Одна злополучная ночь с непопулярной девицей «с приветом», с которой он за все время учебы хорошо если парой слов перемолвился. С девицей, которая была влюблена в него по уши.
О господи. Нет, второй раз на эти грабли она не наступит. Только этого не хватало.
Еще полгода с небольшим, и она навсегда покинет этот безумный городишко. И никогда больше