Проходит несколько мгновений – и я понимаю, что все еще цел. Открываю глаза и прикидываю, что бы еще сделать. Выбор небогат, а поскольку, спрыгнув с поезда, я непременно попаду под него, я считаю до трех и из последних сил делаю рывок вверх. О чудо – мне удается перебросить левое колено через край. И вот, орудуя ступней, коленом, подбородком, локтем и ногтями, я забираюсь наконец внутрь вагона и падаю на пол. Падаю, тяжело пыхтя и совершенно выбившись из сил.
Но тут же, заприметив тусклый огонек, приподнимаюсь на локте.
На мешках из грубой рогожи сидят четверо и играют в карты при свете керосиновой лампы. Один из них, морщинистый старик с ввалившимися, заросшими щетиной щеками, припал губами к глиняному кувшину – и от удивления, похоже, забыл его опустить. Наконец, отняв кувшин от губ, он вытирает их рукавом.
– Ну-ка, ну-ка, – медленно произносит он. – Что это у нас там?
Двое его спутников сидят не шелохнувшись и глядят на меня, не выпуская карт из рук. Четвертый встает и направляется прямо ко мне.
Это здоровенный детина с густой черной бородой. Одет он в какую-то несусветную рванину, а из полей его шляпы кто-то явно выкусил изрядный кусок. Я с трудом поднимаюсь на ноги и отступаю, но тут же понимаю, что дальше идти некуда. Оглянувшись, обнаруживаю, что за мной – один из многочисленных рулонов брезента.
Когда я поворачиваюсь обратно, он уже дышит мне прямо в лицо алкоголем.
– У нас в поезде нет места для бродяг, братишка. Так что убирайся-ка откуда пришел.
– Эй, постой, Черныш, – говорит старик с кувшином. – А то сейчас натворишь тут делов.
– Ничего не натворю, – отвечает Черныш, хватая меня за воротник. Я бью его по руке. Он тянется ко мне другой, и я замахиваюсь, чтобы ему помешать. Когда наши руки сталкиваются в воздухе, слышится хруст костей.
– О-хо-хо, – кудахчет старик. – Ты бы полегче, парнишка. Не лез бы ты к Чернышу, а?
– А по-моему, это Черныш ко мне лезет, – кричу я, блокируя очередной удар.
Черныш делает выпад. Я валюсь на брезент, но не успеваю ударится головой, как он уже тянет меня обратно. Миг спустя моя правая рука заломлена за спину, ноги свисают из открытой двери вагона, а перед глазами мелькают стволы деревьев.
– Черныш, – сердится старик, – Черныш, оставь его в покое! Оставь в покое, кому говорю! И втяни обратно в вагон.
Теперь Черныш заламывает мне руку уже за загривок и как следует встряхивает.
– Черныш, кому я сказал! – кричит старик. – Зачем нам неприятности? Оставь его в покое.
Черныш свешивает меня из вагона еще чуть пониже, потом разворачивает и швыряет на брезент. Вернувшись к своим товарищам, он хватает глиняный кувшин, перелезает, минуя меня, через брезентовый рулон и забирается в дальний угол вагона. Не отводя от него глаз, я потираю вывернутую руку.
– Не огорчайся, малыш! – обращается ко мне старик. – Такая уж у Черныша работа – выбрасывать людей из поезда, и он давненько этим не занимался. – Иди сюда, – добавляет он, похлопывая по полу ладонью. – Вот сюда.
Я снова кошусь на Черныша.
– Иди-иди, – повторяет старик. – Не бойся. Черныш тебя больше не тронет. Правда, Черныш?
Черныш что-то мычит и отхлебывает из кувшина.
Я поднимаюсь и осторожно направляюсь к остальным.
Старик протягивает мне правую руку. Поколебавшись, я ее пожимаю.
– Я Верблюд, – представляется он. – Это Грейди. Это Билл. А с Чернышом вы уже знакомы. – Он улыбается беззубым ртом.
– Здравствуйте, – говорю я.
– Грейди, принеси-ка нам обратно кувшин, а?
Грейди смотрит на меня в упор, но я выдерживаю его взгляд. Тогда он встает и молча направляется к Чернышу.
Верблюд с трудом поднимается на ноги, до того непослушные, что мне даже приходится подставить ему локоть. Поднявшись, он светит мне в лицо керосиновой лампой, разглядывает одежду, словом, изучает от макушки до пят.
– Вот, Черныш, говорил же я? – сварливо кричит он. – Это тебе не бродяга. Поди-ка сам взгляни. Почувствуй разницу.
Черныш фыркает, делает еще глоток и протягивает кувшин Грейди.
Верблюд косится на меня.
– Так как, ты говоришь, тебя зовут?
– Якоб Яновский.
– Ты рижый.
– Я в курсе.
– А ты откуда?
Я медлю. Что сказать, я из Нориджа или из Итаки? Интересно, что он хочет услышать: откуда я удрал или где мои корни?
– Ниоткуда, – отвечаю я.
Лицо Верблюда застывает. Он чуть покачивается на кривых ногах, и колеблющаяся лампа льет вокруг неровный свет.
– Что-то натворил, малыш? Сбежал из тюряги?
– Нет, – отвечаю я. – Ничего подобного.
Он щурится на меня еще некоторое время и затем кивает.
– Тогда ладно. Не мое дело. А куда направляешься?
– Не знаю.
– Ищешь работу?
– Да, сэр. Полагаю, что так.
– Что ж, с каждым может случиться. А что можешь делать?
– Да что угодно, – отвечаю я.
Грейди приносит кувшин и отдает Верблюду. Тот обтирает горлышко рукавом и передает кувшин мне:
– На вот, глотни.
Я, конечно, не раз баловался крепкими напитками, но самогон – совсем другое дело. Он вспыхивает в груди и в голове адским огнем. Дыхание перехватывает, на глазах выступают слезы, но я пытаюсь не отводить от Верблюда взгляда, несмотря на то, что легкие вот-вот сгорят изнутри.
Верблюд наблюдает за мной и медленно кивает.
– Утром прибываем в Ютику. Я тебя отведу к Дядюшке Элу.
– К кому? Куда?
– Да к Алану Бункелю, Наиглавнейшему управляющему, Властителю и Хозяину Всех Известных и Неизвестных миров.
Должно быть, видок у меня озадаченный – Верблюд снова беззубо усмехается.
– Малыш, только не говори мне, что ты не понял.
– Не понял чего? – спрашиваю я.
– Вот те на! – орет он остальным. – Представляете, мальчики, он и правда не понял!
Грейди и Билл ухмыляются. Только Чернышу не смешно. Он хмурится и надвигает шляпу на нос.
Верблюд поворачивается ко мне, прокашливается и медленно, смакуя каждое слово, начинает:
– Ты попал не просто в поезд, малыш. Ты попал в Передовой отряд «Самого великолепного на земле цирка братьев Бензини»!
– Куда-куда? – выдыхаю я.
Верблюд хохочет, держась за живот.
– Ах, как мило! Ну до чего же мило, – говорит он, фыркая и вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Ох ты, господи! Ты угодил задницей прямо в цирк, дитя мое.
Я пялюсь на него и моргаю.
– Это у нас шапито, – говорит он, поднимая лампу и указывая скрюченным пальцем на огромный рулон брезента. – Один из наших вагонов с шатрами сошел с рельсов и разбился вдребезги, вот все это добро сюда и засунули. Можешь пока приткнуться поспать. Нам еще ехать часок-другой. Только не ложись слишком близко к двери, вот и все дела. А то и выпасть недолго.
ГЛАВА 3
Меня будит протяжный скрип тормозов. Я застрял между рулонами брезента довольно далеко от того места, где уснул, и