лук и стрелы, я столько об этом мечтала!
Конечно, не настоящие – стрелы не острые,
на конце присоски.
Келли-Энн купила и мел, которым рисуют на окнах,
начертила разноцветную мишень.
Мы весь день стреляли в это окно —
все точнее.
Наверное, нам хотелось уметь защищаться,
сражаться.
Келли-Энн всегда была на моей стороне.
Будто не слышит
Марла осматривает куст лаванды
в горшке на веранде.
Пегги возится на кухне.
Наблюдаю за ними из окна в сарае.
Марла что-то бормочет.
Пегги кричит ей:
– Что? Что вы говорите?
– Когда приедет Мэри? – громко повторяет Марла,
громче, чем нужно.
– Нужно что-нибудь еще приготовить,
хоть бутерброды.
В прошлый раз, когда она приезжала,
была похожа на этих… скейтбордистов.
Худющая. Так и хотелось ее накормить.
Я улыбаюсь, не совсем понимая,
о чем она говорит.
Ну, а Пегги, похоже, и не пытается вникнуть.
Марла срывает лаванду.
Растирает между пальцами,
нюхает.
Смотрит в сторону сарая.
Стою не шелохнусь.
Пегги выходит во двор. Произносит:
– Так, вам надо выпить таблетку.
Уводит Марлу от горшка с лавандой;
будто не слышит,
что говорит ей Марла.
Вместе с ними в дом влетает оса.
Компаньонка
Марла, конечно, может рассказать обо мне,
но Пегги же не слушает.
И вообще,
не защитит
ее от любого
вторжения —
непрошеного гостя,
взломщика,
вора.
Буду призраком.
Буду – Ириской,
или Тарой,
или Кларой,
или Клэр,
кем угодно – как хочет старушка.
Это, конечно, не значит, что Эллисон позволяется
все.
Буду тихой, как мышка,
почти невидимкой.
Вовсе не смертный грех —
называть себя другим именем.
Пожалуй, останусь.
Никто не поверит Марле,
даже если она меня заподозрит.
Ей в ответ ухмыльнутся, пообещают:
хорошо, мы осмотрим дом.
Подумают – сумасшедшая.
Останусь, буду брать все что нужно.
И никто мне
не помешает.
Он забыл
– Не смей спускаться вниз, пока не разрешу.
Слышишь меня?
Папа в бешенстве, лицо налилось кровью, на шее
вздулись вены.
– Да, папочка.
Я убежала,
пока он до меня не добрался.
Не обедала.
Не ужинала.
Утром он ушел на работу,
я выглянула за дверь
и снова спряталась в комнате.
К вечеру
ужасно болел живот.
– Элли? – крикнул отец мне наверх.
– Ты уже вернулась из школы?
Приоткрыла дверь. Отвечаю:
– Я не выходила из спальни.
Ты же запретил.
Он крутит пальцем у виска:
– Ведешь себя как идиотка.
Сама-то хоть понимаешь?
Возвращаюсь
Открываю
заднюю дверь.
Марла ковыряет отверткой
радиоприемник
и хмурится.
– Не могу заставить эту чертову штуку работать.
Столько кнопок! Зачем?
Может, нужны батарейки?
Не знаю, где они.
Поднимает глаза.
– Ты не Пегги.
Может, сказать ей правду?
Я лишь на долю секунды
засомневалась.
– Я Ириска.
Широко улыбаюсь, наверное – фальшиво. Ну, как могу.
Не то чтобы я не умела
притворяться:
конечно, я знаю, как выглядит счастье
со стороны.
Марла наклоняет голову.
– Тогда не стой столбом.
Разберись с этой штуковиной.
Фрукты
В вазе с фруктами два лимона,
сморщенное яблоко.
Рядом лежит
блестящая монета
в один фунт
и двадцатипенсовик.
Деньги кладу в карман,
ставлю чайник.
Покупатель всегда прав
Папа любил кого-нибудь
«переиграть».
Мне понадобились новые джинсы,
и мы с ним поехали в «Ривер-Айленд».
Он сначала прошел в мужской отдел,
снял с вешалки клетчатую рубашку,
оторвал у нее верхнюю пуговицу
и направился к кассе.
Я стояла рядом, не слушала их разговор с кассиром.
Мне ужасно хотелось взять
конфетку из вазочки на прилавке.
– Чека нет,
но ведь рубашка с дефектом,
это же факт?
Вы можете убедиться.
Смотрите.
Видите?
Вот!
Девушка робко предложила ему обменять рубашку.
– Нет, я хочу вернуть деньги.
Она еще раз предложила – возьмите другую.
– Нет, меня не устраивает обмен.
Девушка за кассой была чуть постарше меня —
волосы заплетены в длинные косы,
глаза подведены зеленым;
и я знала, каково это —
спорить с ним.
– Может быть, купите что-то в другом отделе,
я выдам вам чек на возврат, – пробормотала она.
– Наш менеджер уже целый час на обеде.
Папа побарабанил пальцами по прилавку
и согласился.
Потом, когда мы вышли из отдела,
сунул мне в руку
этот чек на возврат.
– Купи себе джинсы, – сказал он.
– Я буду в машине. Давай, в темпе.
Самый добрый папин поступок
за всю мою жизнь.
Лунный тигр
На книжных полках у Марлы много
всего,
в основном в мягкой обложке —
классика, поэзия, романы, детективы.
Потрепанные переплеты,
пожелтевшие страницы.
Свернувшись клубочком в кресле под
торшером,
листаю книгу: «Лунный тигр».
Шепчу про себя,
будто читаю молитву.
Марла сидит с отрешенным видом,
глядит в пустоту.
Что-то притихла —
наверное, устала.
Понятия не имею, где бродят ее мысли,
и от этого мне неуютно – ерзаю в кресле,
все время меняю позу.
Но вот у нее запищал телефон,
и Марла очнулась —
вернулась в реальность.
– Спать пора.
У двери она поворачивается.
– Ты домой?
– Да. Сейчас, дочитаю.
Поднимаю книгу над головой.
Марла бесстрастно кивает.
Поднимается наверх.
Я слышу, как она спускает воду
в туалете,
заходит в спальню, закрывает дверь.
А я остаюсь в полутемной комнате
с «Лунным тигром»,
но сон обнимает меня за плечи,
и дочитать до конца
не удается.
Что-то гудит и потрескивает
в электрическом щитке, под лестницей.
Но Марла не возвращается.
Наверное, спит.
Я одна у нее в гостиной.
Листаю ее книги,
притворяюсь Ириской. Да кто она, эта
Ириска?
Марла завтра увидит, что я никуда
не ушла.
Но это завтра, а пока что мне
есть где спать,
надежно
заперты двери.
И некуда идти.
Что ж, я остаюсь.
Слишком
Я не знала, что папа торопится,
пока не заметила – он стоит
в моей комнате,
наблюдает, как я кручусь перед зеркалом.
– Давно уже жду.
Келли-Энн в новом платье
заглянула к нам.
– На улице холодно?
Может, надеть пальто?
Папа ей не ответил.
– Я уже все, готова, – говорю.
Провожу еще раз расческой
по волосам
и делаю «конский хвост» на макушке.
Келли-Энн подошла к отцу и снова спросила:
– Так вы берете пальто?
Папа выбежал из комнаты. Молча.
Келли-Энн поджала губы – мог бы и ответить.
Он быстро вернулся —
с ножницами.
Я не успела понять, что он хочет сделать.
Ухватил
мои волосы
и начал срезать,
ножницами,
одной рукой резал,
а другой
держал меня за волосы.
Келли-Энн ахнула.
– Маркус!
– Это уж слишком, – пробормотал он.
Я кивнула.
Только не поняла, что ему было – слишком:
слишком долго заставила ждать?
или слишком длинные волосы?
Да, теперь они стали короче.
Уборщица
Выхожу из ванной,
И Марла снова пугается:
– Кто ты?
Закрывает лицо руками,
может, думает, я исчезну?
Иду в коридор, чтобы меня было
видно,
руки ладонями вверх,
собираюсь сказать ей,
что я – Ириска.
Марла пятится.
– Кто ты?
Смотрю на нее.
Кто я?
Кто же? Ну кто?
Думай, Эллисон, думай.
– Я у вас прибиралась.
Сажусь на ступеньку,
надеваю кроссовки.
На
