Он ощущал себя безумно неуютно от того, что она проникала во все тайные уголки его души, которые он научился не замечать.
Прежде чем он успел высказать своё недовольство, она заговорила:
— В Египте делают что-то наподобие конфет из отваренных растений мальвы. На это уходит два дня. Они получаются пушистыми и белыми, и очень сладкими, можно подсластить ими шоколад. Думаю, тебе бы понравилось.
Наступило долгое молчание, в течение которого он не знал, что сказать. Он был наполовину пьян, прошло двенадцать лет, а она вернулась и посреди ночи рассуждала о конфетах.
Джек улыбнулась и сказала:
— Тебе бы понравилось многое из того, что мы видели.
И вот он, намёк на будущее, которое у него могло бы быть когда-то. Но оно теперь никогда не случится.
— Ты вернулась насовсем? — спросил он, в нём просыпалось раздражение.
Джек помедлила, и на мгновение он уцепился за эту паузу. Одновременно надеясь, что она вернулась навсегда, но в то же время желая, чтобы уехала вновь.
— Ненадолго.
Он кивнул; слова отдались болью в груди. Почему это имело значение? Он не имел права претендовать на её время. И не мог заявлять никаких прав на неё саму. Он отказался от них много лет назад. Вот только проклятые газеты не давали ему покоя. И всё же Олрид задал вопрос:
— А как надолго? Ты оказалась не готова к Рождеству, раз у тебя нет шоколада.
Она улыбнулась.
— Я уезжаю в воскресенье.
В день дарения подарков. Это имело смысл. Она провела двенадцать лет, путешествуя вокруг света, а Лондон был не слишком-то приятным местом в январе. И всё же два дня казались… мимолётными.
— Куда держишь путь?
— Мы отправляемся в Шотландию.
— Твоя тётя не из тех, кто мечтает провести зиму в Шотландии.
Баронесса редко бывала в Британии, предпочитая путешествовать по миру, благодаря дряхлому мужу, которого она похоронила через три года после бракосочетания.
Джек сделала большой глоток, а когда опустила чашку, на её верхней губе остались шоколадные усы. Она облизнулась с чувством и совсем не как леди, Олрид ощутил этот жест каждым сантиметром кожи. Температура в прохладной кухне внезапно резко подскочила.
Как в преисподней, куда он, несомненно, попадёт после всех тех вещей, которые он мечтал сотворить с её язычком.
И вдруг она сказала:
— Не из тех. На самом деле, она тоже уезжает в воскресенье. В Константинополь.
— Без тебя?
— С новой компаньонкой. Она моложе. И сможет за ней угнаться.
В её словах звучала усталость.
Он приподнял брови.
— Поверить не могу, что ты не можешь за ней угнаться. Я никогда не встречал человека, который был бы готов к приключениям так же, как ты.
— Ты всегда считал это недостатком, — мягко проговорила она.
— Нет, не считал, — возразил он.
Джек бросила на него недоверчивый взгляд.
— Не считал, — настойчиво повторил Олрид. Она всегда смело прыгала в неизвестность, предполагая, что приземлится на мягкое облако возможностей. Так и случалось. Каждый раз.
Кроме одного.
Он прочистил горло.
— Если не с тётей Джейн, тогда с кем ты едешь в Шотландию?
— С моим… — последовала пауза, а потом продолжение: —… мужем.
Олрид замер, едва сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд.
— Ты замужем?
— Скоро буду, — ответила она, но в её голосе послышалась неуверенность, словно Джек не хотела ему этого говорить. Или, возможно, это он был не уверен. Не хотел слышать.
— Я не видел оглашения имён в церкви.
Не то чтобы он ходил в церковь, но дело было не в этом. Джек не могла выйти замуж за другого.
— Мы поженимся в Шотландии, — быстро ответила она, выбирая другое печенье из банки, словно только что не преподнесла новость, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы на его кухне.
— Почему?
Она откусила кусочек, прожевала и проглотила.
— Мы вернулись из Греции и направляемся в поместье Фергюса.
Фергюс.
Дурацкое имя. Таким именем называют охотничьих собак. Больших, волосатых, у которых язык свисает из пасти.
Она не может выйти замуж за Фергюса.
Тем не менее, она продолжала говорить так, будто дело уже было решённым.
— Так как мы поженимся там, то в оглашении имён в церкви здесь, нет необходимости.
— Нет, я спрашиваю, не почему не было оглашения имён, а зачем выходить замуж?
— Но это ведь не такая уж и редкость? Или ты намекаешь на мой преклонный возраст?
— Конечно же, нет. — Ей тридцать два, не восемьдесят два. Тридцать два, она прекрасна, её кожа обласкана солнцем в декабре, что казалось невозможным. В высшей степени пригодна к браку. — Я только имел в виду… — он замолчал. Олрид не знал, что имел в виду, но всё же продолжил: — Я думал, ты хочешь чего-то другого вместо брака.
Её брови взлетели вверх.
— Нет. Я хотела чего-то другого, когда предполагаемый жених ценил меня меньше, чем своё поместье.
Слова прозвучали холодно и отрезвляюще. При этой явной отсылке к их прошлому его пронзили гнев, разочарование и что-то, чему он не смел дать название.
— Я не ценил его больше.
Тишина растянулась на долгие минуты, и он больше не мог её вынести.
— Фергюсу бы не понравилось, что ты находишься здесь посреди ночи.
Джек открыла рот, и Олрид заметил, что она колеблется, подбирая слова. Потом последовал ответ:
— Фергюс знает, что мы с тобой старые друзья.
Он встретился с ней глазами.
— Значит, вот мы кто?
Я знаю, какие звуки ты издаёшь во время страстного поцелуя.
Помню звук твоих стонов, когда ты теряешь контроль в моих руках.
Знаю тебя. Каждый дюйм твоего тела.
Ты была моей ещё до того, как Фергюс только начал мечтать о тебе.
Но он не мог произнести вслух ничего из этого. И не мог оставаться с ней в одном помещении. Не тогда, когда Джек была воплощением прошлого, без единого намёка на будущее.
Он встал и направился к двери.
— Убери за собой беспорядок перед уходом. Забери с собой песочное печенье. И шоколад. С наилучшими пожеланиями по случаю твоей помолвки.
Глава 2
Канун Рождества, четырнадцать лет назад
Леди не должны прокрадываться в дома джентльменов глубокой ночью.
А юные леди и подавно.
Что уж говорить о юных незамужних леди.
Неважно, что сейчас был канун Рождества. И, что юная леди прокрадывалась в дом джентльмена уже в течение многих лет.
Хотя, по правде говоря, Жаклин Мосби, младшая дочь графа Дарби, всегда знала, каково её место в мире; лучше, чем большинство взрослых мужчин. И благодаря этому, она никогда не заботилась о том, что должна или не должна делать. Её никогда не интересовали правила приличий. Нет, Джек всегда больше увлекали возможности. Куда могла бы повернуть жизнь. И это, конечно, стало её погибелью.
Потому как Джек всегда входила в число тех девушек, которые залезают на верхушку дерева, чтобы полюбоваться