Он ничего не ответил, только крепче обнял, и этого было достаточно. Она прижалась щекой к его груди, различая тяжёлые удары его сердца. Теперь она находилась рядом с ним. Останется на всю ночь, если он позволит, и не важно, что скажут тётя, братья и сёстры. Эбен нуждался в ней.
Джек провела с ним всю эту ночь. Следующую. И ещё одну за ней.
Пока Эбен не нашёл слова, которые, она знала, он должен был сказать.
Они долго лежали молча, пока свеча у его кровати не превратилась в огарок. Пока Эбен не сделал глубокий вдох и не поведал ей свою самую страшную тайну. Ту, которую она и так уже знала.
— Я рад, что он мёртв.
Признание прозвучало пугливым шёпотом, как будто отец мог услышать его и начать преследовать.
Джек не ослабила объятий.
— Как и я.
— Он был пьяницей.
— Он был сломленным, и его уже невозможно было привести в чувства. –
Эбен посмотрел на неё, но она пожала плечами. — И ублюдком.
Его губы дёрнулись от такой прямолинейной оценки.
— Таким он и был. А ещё, плохим отцом. И плохим герцогом.
— Ты будешь лучше.
— Ты так говоришь, будто это предрешено.
Она подняла голову, и повернулась так, чтобы положить подбородок ему на грудь, и сказала правду:
— Так и есть.
Он глубоко вздохнул и снова посмотрел на бархатный полог.
— Всё изменится.
— Ничего существенного.
Только не это. Только пусть они не разлучатся. Пожалуйста. "Пусть только мы не разлучимся".
— Я теперь — герцог.
— Я всегда думала, что ты был недостаточно впечатляющим для роли маркиза.
Он рассмеялся, и от этого звука по её телу разлилась радость. Это не изменилось. Она любила его смех, словно он был их общей тайной.
— Ты ведь знаешь, что по положению герцоги выше маркизов?
Джек улыбнулась в ответ.
— Да, но маркизы носят такие элегантные кольца. Я бы предпочла стать маркизом.
— Ну, теперь оба титула мои.
— Вот ты уже и стал невыносимым хвастуном.
Она прижалась к нему ещё теснее.
Его рука опять крепче её сжала, и он прошептал:
— Как я с этим справлюсь?
Вопрос возвещал о перемене, которую он предсказывал. Возвещал о страхе. Панике. Ответственности. Зрелости. Она положила руку ему на грудь, где билось сердце.
— Я помогу.
— Разве у тебя есть опыт в том, как быть герцогом?
Ей не понравился вопрос. И она постаралась ответить легкомысленно:
— Нет, но разве это может оказаться трудной задачей? Мужчины тебе кланяются, а женщины желают добиться внимания.
— Какая прекрасная оценка общего положения дел.
— Ты вечно будешь мне благодарен за то, что я буду рядом, и не позволю тебе зазнаться. — Он тихонько усмехнулся, и Джек постаралась сохранить в нём это чувство свободы, хотя бы на мгновение. — С чего начнём? Мне ходить за тобой и напоминать, что однажды ты с трудом пытался отыскать Константинополь на карте?
— Вовсе нет. Карта оказалась перевёрнутой.
Она улыбнулась их давнему спору. Твёрдая почва. Они на равных.
— О да, Турция же сдвигается на карте, если смотреть на неё снизу вверх.
— Ты думаешь, что недостаток географических познаний помешает мне ухаживать за женщинами?
Джек замерла, услышав вопрос. Казалось время замедлило ход.
— А ты собираешься за ними ухаживать?
— А разве не все мужчины этим занимаются?
За какими конкретно женщинами? Она не стала спрашивать. Не её это дело. И особенно, не сегодня ночью. В конце концов, Джек и так предполагала, что найдутся девушки, которые привлекут его внимание. Представляла, что окажутся девушки, за которыми ему захочется…
Но ей не хотелось их представлять. Вот и всё.
Она терпеть этого не могла.
Не то, чтобы это что-то значило. Не имело значения. Он мог ухаживать за женщинами, если хотел. Господи, лучше бы она не поднимала вопрос об ухаживаниях. Они были друзьями. А друзей такие вещи не волнуют.
Вот только, похоже, Джек очень сильно беспокоили такие вещи. Она крепко зажмурилась и пожелала, чтобы всё вернулось на круги своя. Вот только, возможно, он был прав. Возможно, всё действительно изменится.
А потом он тихо произнёс её имя:
— Джек?
И тут её уже нельзя было остановить, словно мчавшуюся на всех парах, карету.
— Жаклин, — прошептала она.
— Что?
Она не отводила взгляда от своей руки, покоившейся на его груди.
— Я уже не ребёнок и не играю в пиратов, Эбен.
Он надолго замер, этого времени хватило, чтобы она успела почувствовать себя так, будто может умереть от унижения. Джек посмотрела на Эбена, в его широко распахнутых глазах читалось смущение, удивление и что-то ещё, что-то вроде снизошедшего понимания.
О, боже! Как унизительно.
Она опустила голову ему на грудь.
— Пустяки.
Но дело было сделано, и внезапно они оба уже больше не были детьми. И не только потому, что он назвал её полным именем.
— Жаклин.
Она не взглянула на него, даже когда прошептала в ответ:
— Да?
— Я скучал по тебе сегодня.
Она прикрыла глаза. И сказала правду:
— Я тоже скучала.
Опять повисла тишина, а потом он проговорил:
— Я не хочу ухаживать за женщинами.
Её сердце бешено заколотилось.
— Почему?
— Они мне не нужны.
Она задержала дыхание.
— Почему?
— Потому что у меня есть ты.
Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Джек удивлённо выдохнула и приоткрыла губы, когда он наклонил голову и украл поцелуй, а вместе с ним и её сердце.
Этот поцелуй оказался первым среди десятков, сотен, тысяч других, которыми они наслаждались в течение следующих двух лет. Они сольются в море из воспоминаний о тайных моментах и об отчаянном желании. Но тот первый, не был частью этого моря. Он хранил отдельное воспоминание, единственное, потому что стал первым.
До конца жизни Джек будет помнить каждую неловкую секунду того поцелуя: как Эбен притянул её к себе, дикие мысли, проносившиеся в голове, когда его пальцы запутались в её волосах, удерживая Джек на месте, пока они исследовали друг друга, тепло его длинного тела, прижатого к ней, царапанье небритой щеки, скульптурный торс, как воевала уверенность, что момент был идеальным с сомнением, мог ли Эбен хотеть её так же сильно, как она его?
Эбен провёл языком по её сомкнутым губам, и она открылась ему навстречу, впуская в себя впервые. Он низко зарычал, издав звук, который она никогда не слышала прежде. И в мгновение ока друг, которого она когда-то обожала, исчез. На его месте Джек обнаружила мужчину, которого всегда будет любить.
Мужчину, который сводил её с ума.
Джек с наслаждением отбросила свою неопытность и погрузилась в изучение неизведанного. Она приподнялась, лёжа на его груди, и поцеловала Эбена в ответ, экспериментируя с новыми ощущениями и увеличивая напор, её язык прошёлся по его нижней губе, изучая её полноту и мягкость.
Божественно мягкая. И такая же сладкая.
Когда Джек удовлетворённо выдохнула, Эбен напрягся и начал отодвигаться от неё. Она прервала поцелуй, распахнув глаза, и уверенно встретила ясный взор его зелёных глаз.
— Не смей останавливаться. Это мой первый поцелуй, и я не хочу, чтобы он закончился раньше времени.
Через