2 страница
миссии, а потом возвращаются, истекая кровью, и заверяют: «В следующий раз у нас все получится — мы найдем одну половинку медальона, потом раздобудем другую, после чего вместе с союзниками подчиним Спринг и всех спасем». Как будто сделать это проще простого. А если все на самом деле так просто, то почему мы об этом почти не говорим?

— Потому что говорить об этом слишком больно, — отвечает Мэзер. Прямо и без обиняков.

Это останавливает меня от дальнейшего развития темы. Я встречаю и удерживаю его взгляд:

— Когда-нибудь это перестанет причинять нам боль.

Мы, беженцы, постоянно говорим друг другу одну и ту же фразу: перед тем как отправиться с миссией, после возвращения раненых и пострадавших, когда становится только хуже и мы в ужасе жмемся друг к дружке: «Когда-нибудь… у нас все будет хорошо».

Мэзер прячет меч в ножны. Помедлив несколько секунд, он подходит ко мне и кладет ладонь мне на плечо. Вздрогнув, я вскидываю на него глаза, и он тут же убирает руку, осознав, что только что сделал.

— Когда-нибудь, — хрипло соглашается он.

Я внутренне трепещу, видя, как касавшиеся меня пальцы сжимаются в кулак и разжимаются.

— А сейчас нам нужно думать только о том, как вернуть медальон, чтобы с его помощью воссоздать королевство и собрать союзников для борьбы со Спрингом. Ах да, еще мы должны добиться того, чтобы на мечах ты сражалась не лежа, а стоя.

— Ха-ха-ха, ваше высочество, очень смешно!

Мэзер морщится, и причиной тому титул, который я назвала. Который я должна называть, обращаясь к нему. Эти два слова — «ваше высочество» — удерживают нас на надлежащем расстоянии друг от друга: меня, сироту на военном обучении, и его, нашего будущего короля. Пусть наше положение плачевно, пусть мы вместе росли и воспитывались, пусть от одной его улыбки по моему телу проходит приятная дрожь — это ничего не меняет. Он — это он, а я — это я. И да, однажды он женится, но на благородной девушке, герцогине или принцессе, а не на девчонке, которую учит сражаться.

Мэзер вновь обнажает меч. Я принимаюсь шарить в высокой золотистой траве в поисках своего выроненного оружия. Я пытаюсь думать о поставленной передо мной задаче, а не о том, как Мэзер не сводит с меня взгляда. Наш лагерь разбит всего в нескольких шагах отсюда, блеклые коричневато-желтые палатки практически незаметны на просторе прерий. Такая маскировка плюс слухи о том, что Ранийские прерии опасны для путешествий, последние пять лет делали нашу жизнь безопасной в этом жалком подобии дома.

Я замираю, устремив взгляд на лагерь и ощущая растущую на плечах невидимую тяжесть. Наш дом — или то, что мы им зовем, — всего пять убогих палаток и два загона: один для лошадей, другой для пары коров. Мы обустроились достаточно далеко от Спринга, чтобы нас не обнаружили, но достаточно близко для того, чтобы устраивать вылазки за всем необходимым. Ранийские прерии бесплодны, засушливы и жарки даже по меркам знойного королевства Саммер[3] и потому пустуют, не присоединенные ни одним королевством Примории. У нас три года ушло на то, чтобы вырастить в саду горстку чахлых овощей, что уж говорить об урожае, способном прокормить все королевство. Только магия может заставить эти земли плодоносить, но уйдет ее столько, что вряд ли игра стоит свеч. А любование закатом выгоды не приносит.

Нам еды хватает, нас всего восемь. Восемь из двадцати пяти человек, которым удалось сбежать после падения Винтера. У меня сжимается сердце при мысли о тех, кто не выжил. Наше королевство было домом для сотни тысяч винтерианцев, и большинство из них вырезали во время вторжения воинов Спринга. Тех, кого не убили, увели в рабочие лагеря. Сколь мало их, заключенных в рабство, ни осталось, они стоят того, чтобы их спасти. Эти люди — винтерианцы, частички былой нашей жизни, и они заслуживают — все мы заслуживаем — спокойной жизни, настоящего королевства. И как бы долго Генерал ни ограждал меня от опасных миссий, как бы часто я ни задавалась вопросом, достаточно ли будет найти медальон, чтобы одолеть врагов и освободить наше королевство, я в любой момент готова помочь. Я уверена, Генерал прекрасно знает о полыхающей в моей крови самоотверженности и понимает, как отчаянно я разделяю его желание вернуть Винтер. И однажды он не сможет больше игнорировать меня.

Как-то раз, когда мне было двенадцать, мы с Генералом наведались в одно из королевств Гармонии — Яким. Там, в переулке, нас окружили озлобленные мужчины. Они ругались, обзывая королевства Сезонов варварскими и воинствующими. «Поскорей бы вы прикончили друг друга!» — плевались они, надеясь на развалинах наших королевств найти то, что потеряно по вине Сезонов: приморийский источник магии, спрятанный в глубокой расщелине, поверх которой стоят наши четыре королевства.

— Они правда хотят, чтобы мы убили друг друга? — спросила я Генерала после того, как мы от них сбежали.

С одним из мужчин я дралась сама, однако гордость за это сменилась смущением и досадой, когда нам пришлось удирать, карабкаясь по стене.

Где-то в глубине земли, под королевствами Сезонов, пульсирует огромное магическое ядро, и в Кларинских горах когда-то был к нему доступ. Под влиянием магической силы оказались только четыре королевства Сезонов, что, естественно, сказалось на их окружающей среде, однако каждый правитель Примории, Гармонии и Сезонов — будь то король или королева — обладает частичкой собранной в накопители магии, которую они могут использовать во благо своих королевств. Четыре королевства Гармонии ненавидят нас за то, что владеют всего лишь крупицей магии — магией, накопленной в таких предметах, как кинжал, медальон или кольцо. Ненавидят нас за то, что мы позволили обвалам скрыть расщелину, а времени — стереть ее местонахождение из нашей памяти. Они ненавидят нас за то, что, живя прямо на источнике магии, мы не раздираем свои королевства на части в попытках добраться до него.

Генерал тогда остановился, присел, чтобы быть вровень со мной, и подхватил с обочины пригоршню снега.

— Королевства Гармонии завидуют нам, — заговорил он, глядя на тающие в ладони снежинки. — В нашем королевстве круглый год царит зима во всем великолепии льда и снега, в то время как в их королевствах один за другим сменяются четыре времени года. Им приходится мириться и с неприятной слякотью, и с удушливой жарой. — Он подмигнул мне и широко улыбнулся редкой задорной улыбкой, от которой у меня счастливо замирало сердце. — Нам стоит их пожалеть.

Я поморщила нос, глядя на грязную жижу в его ладони, но губы сами собой расплылись в улыбке. В это мгновение я, как никогда, почувствовала себя винтерианкой, членом