Той, у которой есть пятно на халате, лучше не доверять

Медсестры – люди необычные, пора это признать. Я предпочитаю использовать прилагательное «необычные» вместо «странные». Да, ребята, медбратья, вас это тоже касается.

У нас одна из самых прекрасных профессий в мире, которая позволяет нам быть привилегированными наблюдателями за человеческими жизнями. Но, находясь весь день среди больных, расшифровывая почерк врачей, работая по сменам и в выходные, ежедневно меняя одежду, гораздо чаще, чем актриса кабаре, и обсуждая швы за завтраком, мы меняемся. Все это не проходит для нас даром и оставляет несмываемый отпечаток.

Годы работы в этом паранормальном мире оказывают на нас своеобразное влияние. Так, например, во время поездки в метро, где каждый на своей волне (одни читают, другие спят, третьи воруют), медсестра обращает внимание на руки пассажиров, определяя калибр вен: «М-м-м-м, вот это вена! Я бы в такую попала без проблем. А этот бледный какой, начнешь брать кровь, а у него еще ее и не хватит, или чего хуже – упадет в обморок. А эта, у нее и вены-то никто не найдет, да еще и наверняка она из тех, кто каждую ночь проводит в баре или клубе».

Мы, медсестры, даже в метро разглядываем руки пассажиров и определяем калибр их вен!

Также меня сильно развлекают походы в аптеки, я люблю наблюдать, что там покупают люди и чем же они могут быть больны. Если мне скучно дома и погода вечером не очень, я спускаюсь в аптеку, сажусь рядышком с аппаратом, который меряет давление, и коротаю время, рассматривая покупателей. «Эта, с озабоченностью на лице, пришла за тестом, да у нее скорее газы, чем беременность. А вот этому прописали препарат, который, в общем-то, не лечит, а мозги изрядно калечит».

И ведь даже в отпуске не можешь отключиться. Вот, допустим, ты в Париже – и стоит только увидеть рядом больницу, все, ты пропала! Уже не можешь не думать о том, как там все устроено, какие люди работают. Заканчивается все тем, что ты заходишь туда взглянуть, как говорится, одним глазком и в то же время ловишь себя на мысли, что ты точно чокнутая. Потом заставляешь себя спуститься к пляжу и выбрать себе хорошенькое местечко на первой береговой линии. В тесноте, между пенсионерами, детьми, строящими замки из песка, и женщинами с руками на поясе, похожими на самовары.

Походы на пляж похожи на прогулки в аптеку, только на свежем воздухе. Люди прогуливаются по берегу, а ты, не упуская малейших деталей, изучаешь швы на них.

«Вот те на, смотри-ка на него, ну и вес, надо же было так аппендицит криво вырезать! А вон тот, вот так рубец, словно пузырь. А эта, с головой, бритой наполовину. Бедняжка, ей, наверное, мозговую опухоль вырезали. Ан нет! Это сейчас так модно».

У нее голова бритая наполовину, ей вырезали опухоль? А-а-а, это всего лишь модная стрижка!

Но есть одна вещь, которую я никак не могу понять: почему для моих подруг я всегда должна знать ответ на любой медицинский вопрос. Раз я медсестра, то должна знать все о детях, желчном пузыре, о том, можно ли умереть, если смешать антибиотики с алкоголем, может ли убить пузырек воздуха в шприце или, наоборот, какой инкубационный период у мононуклеоза[4], какие вакцины надо поставить подруге сестры, чтобы ехать в Эфиопию, что принять ее мужу при боли в животе, можно ли доверять прививке от гриппа. И спрашивают, есть ли у меня денек, чтобы проколоть уши дочке соседки и сделать пирсинг ее матери, которая кормит грудью, может ли она принимать тот или иной препарат и сколько стоит коробка с двадцатью таблетками. Люди! Я медсестра, а не Google!

А вот в моей семье все по-другому. Вся уверенность во мне и доверие, которое питают ко мне мои подруги и соседки, обратно пропорциональны тому отношению, которое царит в моем доме. Мои родственники думают, что любая кассирша из супермаркета, билетерша или продавщица фруктов разбирается в медицине лучше, чем я:

– Сату, дочка, как же меня замучил радикулит! Врач прописал мне эти уколы…

– Не беспокойся, мама, я тебе их поставлю.

– А разве ты умеешь?

– Мама!

Примечание российской медсестры: если твои соседи бабушки и мамы, то от них лучше скрывать свою профессию.

Ну, это несерьезно форму медсестры пижамой называть!

В жизни любой медсестры есть некое до и после, и определяет этот момент одежда, то есть день, когда ты надеваешь санитарную униформу. Позднее ты замечаешь, что такие же брюки носят парикмахеры, ветеринары, пекари, но эта одежда все равно тебя вдохновляет.

В один из дней изучения сестринского дела тебя посылают купить униформу, и в этот момент ты начинаешь чувствовать себя частью чего-то важного. Ты примеряешь ее дома, смотришься в зеркало, фотографируешь себя и выставляешь эти фото в Facebook. Ты восхищаешься ею потому, что еще в ней не работала, и думаешь, что она красивая, удобная и в ней ты просто звезда!

С униформой нас связывают многие часы нашей жизни, но есть что-то фундаментальное, чего мы не знаем о ней: кто эти модели, по которым делают выкройки униформы? Таких людей не существует в этом мире! Ведь у них неправильная фигура! Скорее всего, их шьют по выкройкам пижам: для худых и высоких, толстых и низких.

Больничную униформу, скорее всего, шьют по выкройкам пижам: для низких и высоких, а третьего не дано!

По прибытии на работу ты должна надеть униформу. Час назад ты сняла с себя пижаму, сорок минут назад надела повседневную одежду и теперь снова должна раздеться и переодеться в пижаму, называемую здесь формой. Если ты кого-то подменяешь, то, скорее всего, тебе дадут далеко не новую форму. Ты смотришь на нее и думаешь: «Или та, что ее носила, уже на пенсии, или ее просто списали по старости». Да, ты угадала, второй вариант. Она не могла ее на себя надеть, потому что она настолько изношена, что сквозь нее видно бирку трусов и все кружева лифчика. Интересно, кто решил, что именно такая одежда мне подойдет? Но я все равно ее надеваю и хожу как ни в чем не бывало. Я смелая, я все могу!

Если ты работаешь порядка трех лет на одном месте или состоишь в профсоюзе, то тебе, вероятно, выдадут персональный шкафчик[5]. Получение личного шкафчика – это настоящая удача и мечта