Эмма знала, что это избыточные действия, но все равно чувствовала себя лучше, поддавшись своим иррациональным порывам.
Закончив «контрольный обход» и забравшись под свеженакрахмаленные простыни, она почувствовала внезапную усталость. В последний раз попыталась дозвониться до Филиппа. Потом оставила ему сообщение на голосовой почте: «Надеюсь, я приснюсь тебе, когда ты прослушаешь это», завела будильник и закрыла глаза.
Как у нее часто бывало в состоянии переутомления и одновременно перевозбуждения, темнота, в которую Эмма хотела провалиться, наполнилась мерцающими огнями и тенями.
«Зачем ты только это сказала? – спрашивала себя Эмма, погружаясь в дрему и смутно припоминая свой доклад. – Зачем ты сказала, что подвергаемая пыткам пациентка на видео – ты?» Это не было запланировано. Эмма поддалась порыву, потому что Штаудер-Мертенс, этот самовлюбленный козел из Кельна, дразнил ее.
«Есть ли у вас что-то кроме показаний этой псевдопациентки?»
Да, есть. Теперь это известно всем. Ненужная сенсация.
Эмма повернулась на бок и попыталась избавиться от воспоминаний о своре мужчин, слушающих ее в конгресс-зале. Тут в ухе у нее кольнуло, потому что она забыла снять сережки с жемчугом.
«Зачем ты всегда так делаешь?» – спросила она себя и, как часто бывает в переходной фазе от бодрствования ко сну, удивилась, почему задает себе этот вопрос и что вообще означает «всегда», но не успела додумать мысль до конца, как это произошло.
Она заснула.
Ненадолго.
Минуты на две.
Пока ее не разбудил шум.
Жужжание.
В темноте.
Где-то поблизости, прямо рядом с ее кроватью.
Эмма открыла глаза и увидела, что ее сотовый телефон светится. Она положила его заряжаться на пол, потому что кабель не дотягивался от розетки до ночного столика. И сейчас она не без труда подняла его с ковра.
Неизвестный номер.
– Милый? – спросила она в надежде, что это Филипп звонит с какого-нибудь стационарного телефона.
– Фрау доктор Штайн?
Незнакомый мужской голос. К разочарованию, что это не Филипп, добавилось раздражение. Черт возьми, кто это еще звонит ей так поздно?
– Надеюсь, у вас что-то важное, – зевнула она.
– Простите за беспокойство. Это господин Айген хардт с ресепшн Le Zen.
«Он звонит мне на сотовый?»
– Да?
– Мы только хотели спросить, будете ли вы сегодня еще заселяться в отель.
– Извините?
Эмма пошарила рядом с кроватью в поисках ночника, но безуспешно.
– Что значит «заселяться»? Я уже сплю.
«По крайней мере, пытаюсь».
– Тогда мы можем снять бронирование?
«Он что, глухой?»
– Нет, я же сказала: я уже заселилась. Номер 1904.
– О, извините, пожалуйста, но…
Сотрудник с ресепшн был заметно растерян.
– Что «но»? – спросила Эмма.
– Но у нас нет такого номера.
Эмма села в постели и заметила мигающую лампочку детектора дыма на потолке.
– Вы шутите?
– Во всем отеле нет ни одной четверки. В Азии она считается несчастливым числом, поэтому…
Конец предложения она уже не услышала, потому что сотовый выпал у нее из ладони.
Зато она услышала то, что было совершенно невозможно. Прямо у ее уха кто-то откашлялся.
Мужчина.
От ужаса у нее перехватило дыхание, она почувствовала, как ей зажали рот.
Тряпкой.
Тут же последовал укол иглой – и в локтевой сгиб ввели какое-то холодное вещество.
Мужчина снова прочистил горло, и, когда Эмме казалось, что она вот-вот окоченеет изнутри, она ощутила присутствие лезвий.
Невидимые в темноте, они вибрировали у нее прямо перед лицом.
Зррррррррр.
Вращающийся кухонный нож, пила или электрический штопор.
Готовый проколоть, разрезать или проткнуть.
Она услышала звук открывающейся застежки-молнии.
«Я беременна!» – хотела крикнуть Эмма, но язык и губы не слушались.
Не в силах пошевелиться, она не могла ни кричать, ни сопротивляться.
Только ждать боли.
И молиться, чтобы кошмар поскорее закончился.
Но этого не случилось.
Глава 5
Шесть месяцев спустя
Эмма открыла глаза и задалась вопросом, сколько уже времени ее визави наблюдает за ней спящей.
Профессор Конрад Луфт сидел в своем привычном кресле, сложив руки на животе. Тяжелый, меланхоличный взгляд застыл на ее лице.
– Как ты себя чувствуешь? Более или менее? – спросил он, и в первый момент Эмма не поняла, что имеет в виду ее лучший друг, но потом увидела приставной столик рядом с кроватью. На нем лежали таблетки, выданные в психиатрической клинике, в закрытое отделение которой ее направил судья.
На крайний случай.
Если у нее будут боли, когда она проснется.
Эмма потянулась под одеялом и попыталась приподняться на локтях в больничной койке. Но, слишком слабая, упала обратно на подушку и потерла глаза.
Транспортировку сюда она проспала, что неудивительно: ее напичкали столькими таблетками. Одни лишь побочные действия свалили бы слона, а ей к тому же дали успокоительное.
Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Помещение, где она раньше проводила столько времени, казалось чужим, хотя и не таким чужим, как закрытое отделение, которое она не покидала последние несколько недель.
Возможно, странное чувство было связано с тем, что Конрад недавно отремонтировал свое адвокатское бюро по уголовным делам, но Эмма сомневалась в этом.
Не помещение изменилось, а она сама.
Запах краски и свеженатертого паркета из орехового дерева еще висел в воздухе, кое-какая мебель была сдвинута в сторону из-за ремонтных работ, но в целом все осталось таким же, как во время ее первого визита сюда почти десять лет назад. Тогда она сидела, развалившись на диване в кроссовках и джинсах. Сегодня лежала в ночной рубашке на больничной кровати с регулируемой высотой, почти в центре комнаты, с чуть приподнятой спинкой, лицом к письменному столу Конрада и окну.
– Полагаю, я первая клиентка, которую привезли к тебе в контору на больничной каталке, – сказала она.
Конрад мягко улыбнулся:
– У меня уже были нетранспортабельные подзащитные. Правда, я сам к ним ездил. Но в клинике ты избегаешь любого контакта, Эмма. Отказываешься даже от беседы с врачом. Поэтому я добился судебного разрешения в порядке исключения.
– Спасибо, – ответила она, хотя в ее жизни больше не осталось ничего, за что она могла бы испытывать благодарность. Даже за то, что ей позволили покинуть ее камеру.
Эмма действительно отказывалась принимать его в клинике. Ее никто не должен был видеть. Такой больной и сломанной. Запертой, как зверь в клетке. Такого унижения она бы не вынесла.
– Ты не потеряла ни капли гордости, моя дорогая Эмма. – Конрад покачал головой, но в его взгляде не было осуждения. – Ты предпочитаешь добровольно пойти в тюрьму, нежели позволить мне навестить тебя. При этом моя помощь нужна тебе сейчас, как никогда.
Эмма кивнула.
«Все зависит от того, как пройдет разговор