– Что вам еще от меня нужно? – резким тоном спрашивает Барран.
Неподвижная, словно парализованная светом фар, Изабелла пытается что-то ему сказать, но тщетно. Вместо ответа она давится рыданиями Барран созерцает ее несколько мгновений, нотой подходит, хватает за руку, ведет к машине, бесцеремонно заталкивает внутрь и бросает свои вещмешок на заднее сиденье.
– Подвиньтесь, – командует Барран. Он садится за руль рядом с молодой женщиной, все еще прячущей лицо в ладонях. Хлопает дверцей и трогается с места.
На Северной автостраде, при выезде из Марселя под колеса «ДС» – машины Изабеллы – летят огромные буквы ЭКС и стрела, выведенные на асфальте желтой краской. На вершине холма машина съезжает с автострады и на полном ходу устремляется по поперечной дороге. Внезапно она резко тормозит на обочине.
Сидящий за рулем Барран выключает зажигание. Его лицо, как и лицо его спутницы, освещается теперь только движущимся светом автомобилей, поднимающихся на холм по автостраде. Легковые проносятся быстро, с шумом рассекая воздух, грузовики взбираются вверх не так проворно, со скрежетом переключаемых передач и с натужным ревом мотора В промежутках между этими вспышками света – темные провалы.
Барран не глядит в сторону молодой женщины. После недолгого молчания он заговаривает с ней спокойным, доверительным тоном, по-прежнему не глядя на Нее.
– Ваш Моцарт… я действительно его знал. Я играл с ним в гольф в Дьенбьенфу…
На лице Изабеллы еще не высохли слезы, и тем не менее она вдруг хохочет. Искренне, неудержимо. Когда она наконец отвечает, тон ее так же доверителен, как и у Баррана.
– Да он никогда не бывал в Дьенбьенфу.
Барран поворачивается к ней, придвигается и начинает невозмутимо расстегивать на ней костюм под леопардовой шубкой.
– Имя и фамилия, – требовательно спрашивает он.
– Изабелла… Изабелла Моро.
Одной рукой Изабелла пытается не дать Баррану расстегнуть пиджак ее костюма другой же за шею привлекает его к себе. В конце концов руки ее опускаются, но Барран и не думает ее обнимать.
От света к тьме, от пуговицы к пуговице – допрос продолжается.
– Замужем?
– Нет.
– Профессия?
– Фотограф… В одной крупной компании.
– Что за компания?
– Нефтепродукты, искусственное волокно и прочая дребедень.
Под костюмом у нее ничего, кроме бюстгальтера.
– В Марселе?
– Нет В Париже.
Тьма Свет. Тьма Свет.
– И такой путь вы проделали из любви к музыке? – иронически вопрошает Барран.
Руки Изабеллы безуспешно пытаются отвести настойчивые руки медика.
– Я не говорила, что люблю его.
– Тогда зачем же встречала?
Молчание. Теперь уже ее губы нетерпеливо ищут в темноте губы Баррана.
Утреннее солнце. Разматывается серая лента асфальта. Указательные щиты. «ДС» катит к Балансу.
Барран сидит за рулем в темных очках Изабеллы. Его спутница, забившись в угол, оправдывается, словно продолжая ночной разговор:
– …Он был нужен мне, вот и все.
– Зачем?
– О-о… Вчера это казалось мне концом света, а теперь мне все равно.
– Зачем? – настойчиво повторяет свой вопрос Барран.
Изабелла привстает, поправляет юбку – должно быть, собирается с мыслями. Наконец, не отводя глаз от дороги, отвечает:
– Я договорилась, чтобы Моцарт провел медосмотр служащих нашей компании… Он мне обещал…
Молчание. Изабелла придвигается к Баррану и склоняет голову ему на плечо. Тот по-прежнему молчит, а глаза его скрыты темными стеклами. Барран дает длинный гудок и берет круто влево, чтобы обогнать другой автомобиль.
Изабелла прикуривает сигарету и протягивает ее Баррану, который ведет машину с замкнутым, сосредоточенным лицом.
– Неужели для медосмотра не нашлось гражданского врача? – спрашивает Барран.
Ответа нет.
Щелчком Барран раскачивает массивный брелок, висящий на ключе, вставленном в замок зажигания, потом продолжает:
– Ты берешь напрокат машину и, вся в слезах, едешь за тысячу километров
– и все ради того, чтобы подрядить военного на работу, которую может выполнить любой врач!.. Интересно.
Ответа по-прежнему нет.
Барран срывает с себя черные очки и гневно восклицает:
– Ты что, смеешься надо мной?
Изабелла смотрит на него печальными глазами, губы ее дрожат.
– Медосмотр проводится в подземелье здания компании, перед самыми рождественскими каникулами, – говорит она, отворачиваясь.
И все. Она выпалила это одним духом – так бросаются в воду.
– Ну и что из того? – не понимая, спрашивает Барран.
– Не всякий врач согласится дать себя запереть там в последний вечер.
Барран не успевает удивиться – «ДС» ныряет в один из туннелей на подъезде к Лиону. Машина бежит сквозь тьму, прорезаемую красными и желтыми огоньками и металлическими отблесками. Ни Баррана, ни Изабеллу не различить.
– Что там, в подземелье? – спрашивает Барран.
– Сейф, – коротко отвечает Изабелла.
– Что в сейфе? – наконец задает Барран следующий вопрос.
– Ничего.
– Тогда зачем тебе понадобилось его открыть? Автомобиль выныривает из туннеля на яркое солнце. Барран смотрит на молодую женщину. Достав из сумочки толстую пачку зеленых акций на предъявителя, она с покаянным видом показывает их Баррану.
– Чтобы положить туда это… Акции, которые я стащила. – Их тут на пять миллионов…
Ближе к вечеру, на плоскогорье Морван.
«ДС» с открытыми дверцами стоит у придорожного ресторана. Поодаль на стоянке – другие автомобили.
Устроившись на сиденье пассажира с тарелкой на коленях, Барран с аппетитом поглощает бутерброд с бифштексом и салат. Изабелла, стоя возле машины, заканчивает рисовать губной помадой на лобовом стекле нечто вроде плана.
Закусывая, Барран поглядывает на эти красные линии, ветвящиеся будто в пустоте между ним и лицом склонившейся к нему молодой женщины.
– Здание тридцатиэтажное… – поясняет Изабелла. – Подземелье отведено службам рекламы… Это огромное помещение с множеством коридоров… Медосмотры проводятся здесь, в конференц-зале… А как раз рядом – хранилище с сейфом..
Она ставит помадой крестики, отмечая места, о которых говорит.
– И как бы он туда вошел, твой Моцарт? – спрашивает Барран
– Дверь открывается электрически. У меня есть план цепей и выключателей.
– А сейф?
– Он отпирается комбинацией из семи цифр. Но мы с Моцартом придумали способ, как ее узнать.
– Кто это «мы»? Моцарт или ты?
– Мы оба.
Барран, покончивший с едой, отставляет тарелку и включает стеклоочистители. Делает он это, похоже, с некоторым раздражением. Что это– ревность из-за слов «мы оба»? Или недоверие к истории, явно непохожей на правду? Неизвестно. Никогда толком не известно, что скрывается за замкнутым лицом Баррана.
«Дворник» размазывает по стеклу помаду Изабеллы, стирая план подземелья.
Проселочная дорога, глухая ночь.
В стоящем на обочине «ДС», салон которого освещен только приборной панелью, Барран и Изабелла устроились на ночлег на откинутых сиденьях. Сидящий в углу Барран курит сигарету, и все вокруг, когда он затягивается, проступает в красном свете. Он перебирает пачку акций.
Изабелла лежит рядом с ним голая, с распущенными волосами. Приглушенным голосом она заканчивает свой рассказ:
– …И вот полгода назад я увидела акции в кабинете администратора, незадолго до того, как их следовало положить в сейф… Я взяла самые маленькие купюры, их легче всего сбыть. Я и не представляла, во что это выльется.
Барран не отвечает, и она придвигается к нему, пытаясь разглядеть в красном свете сигареты выражение его лица.
– Понимаешь, с самого начала я твердила себе, что выкуплю эти проклятые акции.