К счастью, Крутицкий Олесю не беспокоил, хотя Зоя Ивановна предупредила, что если что, то он будет задавать вопросы и предъявлять требования непосредственному исполнителю. В роли буфера с большим энтузиазмом вызвалась выступать Татьяна, сославшись, что Олеське в её катакомбы трудно дозвониться, а бегать каждый раз невозможно – у неё своя работа, да и начальница не станет терпеть, если она будет отсутствовать на рабочем месте.
…Сегодня у Олеси двойной праздник! Во-первых, выходной день – первый полноценный за последние несколько месяцев, потому что то подменяла кого-то, то занималась подборкой книг и периодики по заданию Зои Ивановны. Во-вторых, именно в эту субботу открывается выставка, на которую ей хотелось попасть и, о, удача, с барского плеча Инга подкинула пригласительный за ненадобностью – её очередной кавалер строил иные планы, чем таскаться по залам галереи.
От предвкушения, что на выставке она увидит новые работы знакомых уже авторов, которые ей нравились, и за чьим творчеством Олеся старалась следить по мере возможности, познакомиться с именами молодых, доселе неизвестных художников, настроение зашкаливало. Мурлыча под нос незатейливый мотивчик она остановилась перед шкафом – выбор одежды был невелик, но сегодня хотелось себя порадовать и она выбрала лёгкое шифоновое платье насыщенного изумрудного цвета, что так подходил к её глазам. На улице, конечно, холодновато для такого одеяния, но ничего, потерпит. В качестве обуви пришлось остановиться на балетках, потому что на каблуках долго не выдержишь, а судя по анонсу – выставка занимает ни один зал. Волосы в низкий пучок и лишь пара кокетливо выпущенных локонов нарушает эту довольно строгую причёску. Отражение в зеркале ей явно хотело польстить: на неё смотрела тёмно-изумрудными глазами симпатичная девушка, выглядящая моложе своих двадцати пяти, стройная, даже грациозная, ладненькая во всех нужных местах. Вот только цвет волос немного подкачал: Олесе хотелось чего- то более насыщенного, чем пепельные пряди. Ну мышка, так мышка, что тут поделаешь! Когда Инга предлагала покрасить волосы, сама-то она регулярно меняла цвет волос – Олеся сначала даже не узнавала подругу, но потом привыкла, то девушка категорически отказывалась – чем природа одарила, с тем и живу.
Лишь обойдя часть экспозиции, Олеся начала жалеть, что не удастся попасть на выставку ещё и завтра. Галопом по европам это всё равно, что для галочки отметиться, а вдумчиво посмотреть все выставленные картины времени не хватает, да и перерыв на осмысление увиденного нужен. Нет, так нет… Она вернулась в зал, где были представлены работы любимого художника. Были уже известные, но были и совсем новые. Неожиданно она поймала себя на том, что взглядом возвращается к двум картинам: человек несёт сено и последний лист…
- Прелестное создание, позвольте нарушить Ваше одинокое созерцание, - раздался рядом голос неизвестного, - Я за Вами давно наблюдаю, простите мою слабость. Вижу, Вам особенно близки эти две картины. Разрешите поинтересоваться, чем же они Вас так привлекли?
Олеся оглянулась: буквально в шаге от неё стоял мужчина. Не сказать, что старик, но в волосах благородная проседь, фигура подтянутая, однако несколько грузноватая, а вот лицо удивительное. Классические черты, ярко голубые глаза, глаза молодого, полного жизни человека и одновременно мудрые, внимательные и очень добрые. Они притягивали, завораживали и заглядывали без стеснения и глупого заигрывания в самую душу.
- Игорь Ростиславович, - представился мужчина.
- Олеся.
- Так что Вас заинтриговало в этих картинах – сюжеты-то обычные…
- Сюжеты, соглашусь, обычные, но вот художник не тривиальный. Его картины заставляют вглядываться и видеть, то, что на самом деле в них зашифровано. Его посыл зрителям. Потом эти полотна живые, они меняются и не только от освещения и угла зрения…
- Интересно, - собеседник внимательно вглядывался в одухотворённое лицо девушки, что как бы оживало, светилось внутренним светом. Нет, не зря она его заинтересовала: есть в неё какая-то сила, что пока дремлет, глубина понимания и чувств. Образ, который просится на полотно. Жаль, что он не художник… Пожалуй, привлекший её автор смог бы это передать – её воздушность и стремление к высоте, полёту… Пока Олеся говорила, он поражался точности изложения, рождённых ассоциаций, образов. Она не рассуждала о художнике, о палитре и технике, а проживала картину или проживала в картине эти мгновения.
- Ой, я, наверное, Вас совсем заговорила, - смущённо оборвала себя Олеся на полуслове.
- Нет, нет. Я давно не встречал человека так тонко чувствующего. Вы меня очень порадовали и обнадёжили, что не всё потеряно и молодое поколение способно думать не только о девайсах, тряпках и деньгах, - брезгливо поморщился, перечисляя стандартный набор интересов многих её знакомых, - Вы же не всю выставку осмотрели?
- К сожалению… Да и ни к чему в один день проскакивать все залы…
- Вы намерены вернуться? Завтра?
- Увы, не получится. Билет достался по случаю только на сегодня…
- Это поправимо, - обрадовался Игорь Ростиславович, - Давайте встретимся завтра у входа. Вы будете наслаждаться искусством, а сентиментальный старик Вашим обществом и Вашим мнением. Надеюсь, Вы не поймёте меня превратно?
- Нет, но это так неожиданно, - засмущалась Олеся. Одно дело случайный билет от Инги, который всё равно бы пропал, другое дело такое приглашение. Олеся знала, что билеты на эту выставку очень дорогие и достать их сложно.
- Ну же, соглашайтесь! Порадуйте старика, тем более, что второй билет у меня уже есть, как Вы говорите, достался по случаю…
- Вы искуситель, устоять невозможно.
- Вот и прекрасно! Значит, ещё не совсем трухлявый пень. Завтра в одиннадцать буду ждать Вас у входа. За сим, позвольте откланяться. Годы берут своё, пора отдохнуть, - с едва заметным поклоном попрощался, церемонно поцеловав руку Олеси, и растворился среди других любителей живописи.
С этого дня Олеся и Игорь Ростиславович стали довольно часто видеться: мужчина приглашал то на какую-нибудь выставку, то на закрытый показ фильма, то на премьеру в театр. Изредка они пили кофе в какой-нибудь симпатичной кофейне, обсуждая увиденное… Их платоническая дружба крепла, и Олесе даже трудно было себе представить, что прежде они не были