Палуба подо мной сильно завибрировала, половину люминаторов в потолке оторвало, оросив нас битым стеклом; секундой позже грубый красный, аварийный свет заменил их, словно окунув нас в ванную с кровью. Сверкающие облака улетающей атмосферы прорывались из докового рукава, так как мы пропахали длинную борозду вдоль него и обломки начали подобно крови истекать в космос из причиненных нами ран.
Куски металла, грузовые контейнеры и что-то, неприятно напоминающее тела, пургой пронеслись мимо имаджифера, затем все исчезло.
— Что это было? — спросила по воксу Кастин, слишком дисциплинированная, чтобы добавить ругательство, к тем, что эхом проносились по мостику. Лично я на ее месте не сдержался бы.
— Мы ударились об орбитальную постройку, — ответил я, — но, кажется, все еще целы.
— Разрыв корпуса в секциях гамма два и бета три, — секундой позже отчитался Колин, — аварийные переборки держаться.
— В любом случае, у нас еще есть воздух, — сказал Мирес, его глаза были прикованы к пикт-экрану. Звезды превратились в кружащийся калейдоскоп, и зловещая громада планеты регулярно вращалась вокруг экрана. Я видел точно такую же стремительную картинку в спасательной капсуле, когда покидал "Длань Мщения", так что не стал спрашивать, что происходит; нас вращало, мы не могли скорректировать курс или стабилизироваться без маневровых ускорителей.
— Есть потери?
— Отнюдь, — ответил Колин, — внешние палубы еще слишком раскалены, чтобы там кто-то находился.
Он пожал плечами и указал на смутные очертания планеты. Корпус уже снова стал светиться красным и такая же слабая дымка ионизированной атмосферы, которую я видел прежде, начала клубиться.
— Не так уж важно. Мы умрем все вместе, когда ударимся.
Глава шестая
Конечно же, я не в первый раз прилетал на планету с жесткой посадкой. Наша спасательная капсула прибыли на Перлию с большей частью неработающих систем торможения, после того как орочий пилот истребителя использовал нас в качестве тренировочной цели, когда мы входили в атмосферу. В последний раз, когда я ступил на ледяной мир, шаттл, на котором я находился, по пути вниз пал жертвой удачного, предположительно, противовоздушного огня. Но я никогда не разбивался в чем-то в десятки раз тяжелее, как космический корабль. Мне хотелось бы утверждать, что этот опыт был менее травматичен, но по правде, он был столь же ужасающим, как и предыдущие случаи, когда я впервые приземлялся на планету, проделав в ней вмятину.
И снова спасательная капсула, которую я заметил, пришла мне в голову как потенциальная альтернатива тому, чтобы остаться на борту. Но к этому времени мы были уже в верхних слоях атмосферы, что делало запуск в лучшем случае рискованным; не говоря уже о том факте, что я, скорее всего, поджарюсь до того, как достаточно близко подберусь для посадки в эту штуковину. Я на секунду поднялся со своего сидения, расстегнул пояс, и перестегнул его, обхватив спинку, на манер импровизированного ремня безопасности. Нет смысла вылетать от удара, если я мог обезопасить себя. Как только я закончил операцию, то ощутил дрожь по всему корпусу.
— Это что такое? — спросил я, стараясь сдержать нотку тревоги в голосе.
— Термический удар, — резко ответил Колин, — внешний корпус нагревается быстрее, чем внутренности, так что расширяется неравномерно. Вскоре мы получим некоторые повреждения от нагрузки.
— Ты имеешь ввиду, развалимся на части? — спросил я, ощутив вспыхнувшую панику. Мою грудь сжало, стало трудно дышать, и через секунду, после того как осознал, что это происходит из-за того, что температура на мостике начала повышаться, а не просто в ответ на стресс, я испытал небольшое облегчение.
— Надеюсь, нет, — мрачно ответил Мирес, — только незначительно.
— Это воодушевляет, — саркастически ответил я, когда удары усилились, несмотря на все усилия окружающих технопровидцев, удержать гравитацию постоянной. Если не получится, наше кувыркающееся падение через атмосферу шлепнет нас о землю, словно кусок стейка из грокса в блендер, и практически с тем же результатом. Несомненно что нежный желудок Юргена к этому моменту значительно опустел, ассоциация напомнила мне, что тысяча или около того бойцов делает то же самое, и я передал в вокс подходящие банальности, вместе с соответственно отредактированным отчетом о нашем текущем положении.
— Мы все еще целы, — сказал я им, — и медленно снижаемся. Если будем беречь головы, то все будет хорошо.
Даже для меня это было несколько преувеличено. Вместе с темно-красным светом аварийных люминаторов и постоянно повышающейся температурой, к этому времени мостик стал напоминать внутренности микроволновки. Я сморгнул несколько капель пота с глаз и постарался сфокусироваться на пикт-экране, хотя передаваемая картинка снаружи была далеко не успокаивающей. Надпалубные надстройки корабля плавились как свечной воск, шпили и башенки, торчащие из корпуса, размягчились под действием невероятного жара при атмосферном трении или просто отлетали, чтобы присоединиться к кометному хвосту из обломков, который спиралью закручивался за нами. Я осознал, что благословляю предвидение всех флотских конструкторов, которые сочли подходящим разместить мостик и машинариум так близко к центру корабля[38]. Наш кувыркающийся полет через атмосферу и ореол окружающей плазмы, мешал различить что-либо за корпусом, но мне показалось, что линия горизонта на пикт-экране, больше не изгибалась дугой. По правде, она была явно зазубренной и мои кишки сжались, когда я предугадал почему.
— Там горы! — воскликнул я. — Мы можем пролететь над ними?
— Один Трон знает, — ответил Мирес, так сильно сжимая медальон в форме аквилы, что я увидел сочащуюся из кулака кровь. Огромная громада корабля стонала, и нас дико накренило, бросив меня на рукотворный ремень безопасности.
— Какого черта это было? — не подумав, спросил я, и только когда Колин ответил, осознал, что озвучил свою мысль.
— Первичные силовые реле закоротило, — доложил он, — все было направлено в гравитики.
Это было единственной причиной, почему я еще не был мертв.
Я еще раз взглянул на экран, и был столь испуган, что отвел взгляд. К этому времени мы были уже достаточно низко, чтобы создать по пути гиперзвуковую пургу, разрывая глубокую рану в метрах льда и вечной мерзлоте, когда атмосферная волна впереди нас распыляла ландшафт. Несколько дохлых елок, с надеждой цепляющихся за занесенные снегом склоны, водоворотом мгновенно унесло в стороны, месиво воспламенилось и затем, с громоподобным грохотом, словно гнев Самого Императора, воздух, как кувалдой, ударил в стену скал перед нами.
Казалось, вся скала пошатнулась от удара, за одно мгновение, со склонов поблизости сдуло покрывало изо льда и снега, и через еще одно мгновение после этого,