Тут Курицын вздохнул и замолчал. Маркел подумал и спросил:
– А что ты от меня хотел?
– Да ничего почти что, – сказал Курицын. – Хочу подать челобитную на имя государево, а ты бы, в Москву возвратившись, подал бы её. Вот и всё. Тебя в Москве, может, послушают, ты же большой человек.
Маркел недовольно вздохнул. Курицын не выдержал, опять заговорил:
– Смотришь на меня как на чёрта! А сам ты каков? Ездишь по державе, добрых людей хватаешь – и на дыбу их! И мучаешь! А я людей радую. Я наливаю им, они поют…
– Ох, уже нарадовал! – насмешливо сказал Маркел. – Но ладно! А где челобитная?
– Так я это… не ожидал! – радостно воскликнул Курицын. – Подумать надо!
– Вот и подумай! Не спеши! – сказал Маркел. – А у меня пока дело. Еду в Астрахань. И я надолго туда. Только, может, на Успенье буду возвращаться и тогда возьму.
– А… – начал было Курицын и замолчал.
Маркел понимающе хмыкнул, сказал:
– Нам божиться нельзя, мы на службе. Но если сказал, что возьму, – значит, возьму. Только бы было что брать.
Маркел встал, надел шапку.
– Маркел Петрович! – шёпотом воскликнул Курицын.
– Ладно, – сказал Маркел, – чего там. И больше не суйся. Буду ехать обратно, зайду.
И Маркел развернулся и вышел.
На дворе было уже далеко за полдень. Народу на пристани ещё прибавилось. Возле таможенной избы кто-то кричал, его пытались унять. Беспорядок, подумал Маркел, распустился народ, но подходить не стал, хватит с него и Курицына. Нет, даже больше, сердито подумал Маркел, зачем совался, обещал? Вот приедет, расскажет Параске, и та так же скажет, что зачем вы, мужики, все один за одного держитесь, кто он тебе, родной брат, что ли? Эх, только и подумалось, и с этой мыслью Маркел развернулся и пошёл к своему головному есаульному стругу.
Возле струга, на сходнях, сидел караульный. Маркел спросил, где Кирюхин.
– Ходит по каравану, – ответил караульный, – крамолу ищет.
– Это хорошо, – сказал Маркел, прошёл на корабль, залез к себе в чердак, сел, посмотрел на сундук.
Сундук был надёжной работы, кованый. Маркел осторожно тронул государеву печать, её примятый левый бок, и опять подумал, что напрасно он сошёлся с Курицыным, нельзя сразу две службы делать, надо делать одну и свою. Не пойдёт он больше к Курицыну, не его это дело, да и какая птичка-невеличка этот Курицын, да он сам кому хочешь глаза выклюет! Вот с такими и другими подобными мыслями Маркел лежал у себя в чердаке и подрёмывал. Ну ещё бы! Семь дней и ночей они почти без остановок тряслись в лодке, одолели тысячу вёрст, а то, может, и больше, так что сейчас не грех и отдохнуть.
Но только Маркел так подумал, как пришёл Кирюхин, а с ним ещё кто-то, они залезли к Кирюхину в чердак и начали о чём-то тихо совещаться, потом они стали говорить всё громче, потом даже заспорили, а после Кирюхин не выдержал, заглянул к Маркелу и спросил, хорошо ли он умеет считать вслух. Маркел ответил, что смотря что.
– Тогда иди к нам, – сказал Кирюхин.
Маркел пошёл. В чердаке у Кирюхина сидел тощий сердитый человек, одетый довольно богато. Кирюхин назвал его – это был Сидор Михайлов сын Лыков, тамошний таможенный голова. С Сидором была таможенная книга, она лежала перед ним на столике, а сам Сидор держал в руке перо, а перед ним стояла чернильница.
– Сто восемнадцать кораблей, – сказал Кирюхин.
– Сто четырнадцать, – поправил его Сидор.
– Четверо ещё придут, – сказал Кирюхин. – Потом, что ли, всё с самого начала переписывать?
И повернувшись к Маркелу, сказал, чтобы тот садился. Маркел сел. Кирюхин потянулся к Сидору, молча отнял у него перо, протянул Маркелу и показал, куда записывать. Маркел записал 114 и 4 с титлами, а чуть дальше – 118.
– Э! – только и воскликнул Сидор.
– Девять стругов по семь сажен, по полтора рубля, – продолжал Кирюхин.
– Тринадцать с полтиной, – ответил Маркел.
– Да сбор с головы по алтыну!
– Семнадцать алтын!
– Амбарщина пятнадцать лавок с прилавками, по три деньги за неделю, пять недель.
– Один рубль двенадцать копеек и одна деньга-московка.
– Да ты, как государева таможенная сажень, считаешь! – с уважением сказал Кирюхин и задумался. Потом передал Маркелу таможенную книгу и сказал, что он будет зачитывать, а Маркел записывать, сколько получится.
– А мне что делать? – спросил Сидор.
– А ты вели своим, чтобы принесли горячего, – сказал Кирюхин. – А горелого чтобы пока что не носили.
Сидор ушёл, а Маркел и Кирюхин продолжали пролистывать книгу и пересчитывать там, где было много помарок и исправлений. Сидор пришёл с людьми. Люди принесли горячего, скоромного. Перекусили, после посидели ещё с час, наверное, не меньше, и набрали лишку пять с двугривенным. Кирюхин был очень доволен! Лыков молча гневался. А у Маркела голова шла кругом. Да и уже начало темнеть! Маркел поднялся и ушёл к себе. Ему принесли овчин и постелили. Маркел снял шапку и разулся, лёг и очень быстро задремал, а там и заснул. Но руку с сундука не убирал, а так и пролежал всю ночь на одном боку. Спать было не совсем удобно, но зато надёжно.
Утром, только начало светать, все стали разом подниматься. А Кирюхин уже ходил взад-вперёд возле струга по пристани, к нему подходили какие-то люди и о чём-то спрашивали, Кирюхин одних успокаивал, а на других покрикивал.
Потом с разных сторон зашумели:
– Идут! Идут! – и стали разбегаться по своим местам.
На площадь перед пристанью вышли стрельцы, у них начали бить в бубны. Потом как-то сразу из-за стрельцов вышел матёрый боярин в матёрой же шапке, бородатый, длинноусый, на вид очень грозный, а рядом с ним семенил Сумороков. За Сумороковым шёл поп. Потом боярин – воевода Хлопов, конечно, Тимофей Андреевич – и Сумороков расступились, поп с причтом выступил вперёд и начал службу. Все поснимали шапки, начали креститься и отвешивать поклоны. Поп махал кадилом, пели службу. Потом служба закончилась, хор отступил, Хлопов махнул рукой, на горе в кремле заиграли колокола, и все мало-помалу начали отчаливать – но по порядку.
Глава 6
А порядок был такой – впереди шёл головной есаульный струг, а на нём Кирюхин и Маркел, и сорок стрельцов на вёслах, и корабельщики, трое, потом шли корабли с товарами, их было,