2 страница
ну и словечки у тебя. Слушай, а он что и Дениса вот так не постеснялся?

— Денис был на улице. Этот кабан зашел в дом и запер дверь изнутри. Денис вышиб окно, влез, увидел, что эта тварь уже на меня навалилась, ну и вмазал ему.

— Да понятно, понятно. Я ж говорю, твой братец — герой. А что, Ярополк вообще законов не боится?

— Ну наверно он бы потом сказал, что все было по согласию, а мы с Денисом позже сговорились. Да и что б ему сделали? Отец отмазал бы. В худшем случае отработал бы с полгода на рудниках. А мне от этого, знаешь, ни холодно, ни жарко.

— Неужели у вас в Северске все так запущено?

— Да мы только три года, как с Бахмута переехали. У нас ни матери, ни отца. Со своими Радомир сильно не борзеет. Ну и плюс сынок его — чисто отморозок. Местные его тоже недолюбливают.

За высоким обрывом из белого известняка причалили к стоянке. Деревянная избушка стояла средь деревьев неширокого пойменного леса, который тянется вдоль всего Донца. Место для нее выбрали не случайно — рядом бил родник, который облагородили, обложив камнями. Путники обновили запасы воды, размяли затекшие ноги.

— Ухоженное место, — заметил Денис. — Тут кроме вас кто-то еще останавливается?

— Бывает, — ответил Руслан. В лодке он все больше молчал, чуть стесняясь умной, симпатичной соседки. А теперь, когда та отошла по своим делам, почувствовал себя уверенней. — Сразу после половодья стоянки до Дона обновляют калитвинцы. И эту тоже. По Дону до устья Донца обновляем мы.

— А дальше вниз по Дону есть стоянки?

— Есть одна, у Маныча. Дальше наверно нет. Я за Манычем не бывал.

— До Азовского моря не хотелось дойти?

— Можно было бы, но одному в лом. Просто так, без дела, неохота в такую даль переться. Кстати, в позапрошлом году ваши в Крым плавали, шли тем путем. В прошлом там вроде никого не было. — Руслан сел на лавку и протер травой запачканные илом мокасины. — А море я видел, Каспийское.

Денис чуть помолчал.

— Не могу представить — вода до горизонта. Красиво?

— Дух захватывает. А если еще высокие волны, то даже страшновато.

Забрались в лодку. Обогнули островок, густо заросший камышом, и выдвинулись на середину реки.

Теперь впереди сидел Руслан, Маша за ним, дальше Денис и Костя.

Руслан греб мощно и умело. Жизнь на реке научила его рассчитывать силы, отточила мастерство управления лодкой. В свои двадцать три года он уже пять раз ходил в ежегодные экспедиции к Астрахани, и был, пожалуй, одним из лучших гребцов этого мира.

Маша смотрела вперед, на зелень пойменного леса, заросли камыша, затейливые коряги, тут и там торчавшие из воды. Но ее взгляд снова и снова останавливался на спине Руслана. Его безрукавка не скрывала сильно загоревшие плечи и руки, под ней угадывались уверенно работающие мышцы. Капельки пота украшали худощавое, жилистое мужское тело. Она поймала себя на мысли, что откровенно любуется им.

Вторую ночь пути провели на Дону. С ветром не повезло, и до стоянки добирались на веслах. Пристали в темноте. Быстро расправились с вареной картошкой в подсолнечном масле, с укропом, помидорами и огурцами. Копченую сомятину ели уже не спеша.

— Может зря утопили долбленку? — Денис тщательно вытирал жирные пальцы льняной салфеткой. — Хорошая лодка была.

— Не утопили, а притопили, на время. Как шухер с вами пройдет, достанем. А так пусть гадают, на чем и куда вы плывете, — авторитетно разъяснил Костя, деловито поправляя тюфяк на кровати. — Давайте спать. Если будет ветер, сразу тронемся, завтракать придется на воде.

Утро встретило безветрием. Но задерживаться не стали. По-быстрому подкрепились остатками вчерашней трапезы, похрустели перцем — еще одним гостинцем заботливого калитвенского старосты. Грести по холодку было намного приятнее. Миновали один изгиб могучей степной реки, другой. Впереди показался ровный участок водной глади. На коротком безлесном отрезке высокого правого берега мелькнула стайка сайгаков.

— Поднажмем, — Костя явно вжился в роль начальника. Примерно через километр на подходе к очередному изгибу русла он, развернувшись, ловко встал в полный рост и всмотрелся вдаль. — Пусто.

— Что людей пугаешь? — не выдержал Руслан. — Скоростью нас не возьмут, только измором.

От этого «нас» у Маши стало чуть легче на душе. Девушка даже улыбнулась. Бесконечные километры речной глади уже не казались нудными и тягостными. Ей вдруг захотелось, чтобы этот почти незнакомый, не сильно разговорчивый высокий парень с необычными темными глазами как можно дольше находился рядом. Чтобы она могла видеть его мускулатуру, ощущать его силу, и чтобы его уверенность передавалась ей. Она погрузилась в свои фантазии, эфемерные, нечеткие, как вот эти облака на ярко-голубом небесном своде.

После обеда поднялся ветер. Облака унесло на восток. Весла убрали и поставили парус, скорость возросла. Маша вдруг осознала, что присутствие Руслана не вечно, что уже завтра или послезавтра, когда они доберутся до его родного Кумшака, он вполне может распрощаться с ней. Скажет что-нибудь типа «вот вам два мешка картошки, топор, и плывите на верхний Дон». Может? Да запросто. И что тогда? Тогда их там и найдут, скорее всего еще до осени. А не найдут, то зимой они просто замерзнут или погибнут в стычке со степными волками. Или вернутся в крошечный Кумшак, жителям которого нет никакого резона прятать их от гнева влиятельного Радомира. И что может их с братом спасти? На кого можно надеяться? Спасти может он. Вместе они смогут добраться до таких мест, где их никогда не найдут. Там они перезимуют — да, вместе точно смогут перезимовать — а потом… А потом видно будет. Но одного слова «нас», которое он случайно бросил, тут недостаточно…

К вечеру ветер сначала немного изменил направление, потом опять стал попутным и на закате подул с новой силой.

— Поплывем ночью, — Костя направил лодку веслом к центру реки. — Грех не воспользоваться такой возможностью. Рус, кто первый на вахте?

— Давай ты.

— По одному? Парами?

— Туч нет, ночью будет луна. Можно по одному. Если что, разбудим напарника.

— И напарницу, — вставила Маша.

— Разумеется.

Для трех лежащих тел места в неширокой семиметровой лодке вполне хватало. Ящики с гвоздями и железными наконечниками для стрел — не идеальные постели, но спать можно и на них, особенно если сверху набросать побольше травы.

У плавания под парусом против течения по извилистому руслу есть одна особенность. Лодку иногда разворачивает к ветру так, что парус не помогает, и какое-то расстояние приходится выгребать на веслах, пока снова не поймают ветер.

Руслан сложил парус и взялся за весло. Он никого не будил себе в помощь, но не стал спорить, когда к нему присоединилась Маша. Вместе они выгребли до нужного места, но девушка не спешила ложиться спать.

— А правда у вас в Кумшаке нет своего старосты? — вполголоса завела она разговор.

— Нету.

— А сколько у вас дворов?

— Пятнадцать. И для четырех новых отмечены участки. Еще дом Глеба на отшибе.

— А Глеб с остальными общается?

— Ну да. Как только перебрался, держался особняком, а сейчас привыкли друг к другу.

— А он… это… ни к кому не лезет?

— В смысле?

— Ну, к парням.

— Нет, — хмыкнул Руслан. — Не замечал. Скорее, к нему лезут.

— Кто?!

— Вовка Митягин, тот самый, с кем его застукали.

— Так он же калитвенский?

— Вот и приезжает к нему, иногда. В гости.

— Ужас.

— А что ужас? Их личное дело. Они ж никому не мешают.

— Ну в общем-то да.

— Мы к нему сразу?

— Ага. Его дом стоит прямо у Дона. Сам поселок дальше, вдоль нашей речки.

— Помню. Я была у вас лет пять назад.

— Интересно. Не видел тебя тогда.

— Это была поездка со школой к месту появления. Заодно к вам заехали. Нас было десять детей и шесть взрослых.

— Припоминаю что-то такое. Кажется, я тогда первый раз был в походе к Астрахани.

Они говорили и говорили. Маша с легкостью находила темы для разговора. Это компенсировало некоторую нерешительность Руслана в общении. Ему нравилось внимание этой умной, симпатичной и — что уж там — привлекательной девушки. Не часто у него возникала возможность рассказать о себе, о своем детстве, об отце, которого он похоронил пять с лишним лет назад. О матери говорить он стеснялся, но собеседница была тактична и доброжелательна, и воспоминания о женщине, которая подарила ему жизнь, просто полились из него.

Вероника, его будущая мать, со своим мужем поселились в Калитве. Их первенец умер, не прожив и трех месяцев. Через год в зимнем походе к Волге ее муж получил воспаление легких и скончался уже около Кумшака в санях, которые тащили другие участники экспедиции. Его могила