— Ну не на себя лично, а «на благо общины». Это так называлось.

— А в чем «благо общины», решалось Радомиром, — улыбнулся Руслан.

— Именно так. Частокол вокруг поселка надо ставить? Надо. Будь добр, три дня в неделю иди и поработай. А то, что у тебя своих забот полно — это дело десятое. Вот и получается, частокол поставили, но жили в полуземлянках. От зверей типа отгородились, но в первую зиму только от воспаления легких и прочих болячек умерло пять человек.

— А в Калитве что было не так? — спросил Глеб.

— Там поменьше дурдома было, но об этом долбаном благе общины тоже не забывали. Эти стали любителями дальних разведок. Половина мужиков в разведке, а половина, значит, за двоих корячатся. Некоторые не только днем, но и ночью, с женами разведчиков. Хе-хе. Мне, как раз, не повезло, я был таким вот разведчиком. Хотя может быть, наоборот, повезло — стал полностью свободным человеком.

— Так ты в Кумшак от жены ушел?

— Да, Машенька, от неверной жены. Хотя, строго говоря, женаты мы не были. Были, так сказать, постоянными партнерами.

— А какая разница?

— Здесь — никакой.

— А вообще?

— У мужа и жены были штампики в паспортах.

— И что это давало?

— Статус. Особенно это было важно женщинам — статус замужней.

— Чушь какая-то.

— Были и такие, кому на этот статус было плевать. Вот нам с Нинкой, например. Мы были представителями продвинутой молодежи.

— Извини, а что с ней?

— Она осталась в Калитве, и в одиннадцатом году умерла от аппендицита.

— Детей у нее не было?

— Нет. Может, поэтому и загуляла, — думала, что во мне проблема. Оказалось, не во мне. — Андреич ухмыльнулся.

— Так вас же перед заброской проверяли врачи.

— Проверяли. Но, получается, в этом деле на сто процентов точности быть не может.

Ветер, непрерывно дувший с берега, утих. Руслан лежал на своей постели из подсохшей травы и размышлял над тем, что сказал старший товарищ. Раньше ему не доводилось слышать от него таких откровений. Да и вообще, о таких вещах люди не часто говорят. Он вдруг вспомнил его нынешнюю жену.

— Андреич, а как же Вера? Она ведь будет по тебе скучать.

— Она привыкла. Она знает мою бродячую натуру. Я прихожу неожиданно и неожиданно ухожу. Ну не совсем неожиданно, обычно предупреждаю за пару дней.

— А если тебя целый год не будет, или даже больше?

— Тем приятнее будет встреча.

— Ты ее не жалеешь.

— Наверно ты хотел сказать: «Ты ее не любишь»? Если хочешь откровенно, Рус, у нас нет большой любви. Наши отношения как раз точнее всего можно описать этим самым техническим термином — «партнеры». Мы именно партнеры. И мы хорошие, верные, надеюсь, друзья. Мы ничего друг другу не обещали. Наши отношения не опошлены формальными обрядами. Ты не подумай, я не хочу сказать, что это идеал для взаимоотношений. Просто у нас — так. И нас это устраивает. Меня точно. Ее наверно меньше, но она учитывает мою натуру. Ну и нам не уже не по двадцать лет, и даже не по тридцать. Поэтому, когда через год я открою дверь нашего дома, она встретит меня с радостью и без упреков. А я буду рад видеть ее.

Пока плыли до устья Куры, несколько раз налетал резкий сильный ветер. Площадь паруса уменьшили вполовину. Скорость сократилась, но теперь было меньше беспокойства, что лодку опрокинет шквалом.

— Начиная отсюда и до того мыса, мы тогда все облазили. А там стоял наш вигвам, — делился воспоминаниями Андреич. — Вот здесь ночью наш струг чуть штормом не унесло в море.

Еще через несколько часов подошли к мысу, за которым открывался проход в небольшую бухту.

— Все. Это крайняя точка. Южнее мы не ходили. Давайте-ка вот там, на островке, и заночуем.

Быстро стемнело. Улеглись спать прямо под чистейшим звездным небом. Руслан, чье дежурство пришлось на вторую половину ночи, прислушивался к звуку цикад, любовался яркими созвездиями, время от времени замечая падающие звезды. Свет луны позволял видеть очертания кустов, близкую стену незнакомой высоченной прибрежной травы, фигуры спящих товарищей. Маша лежала, укрывшись грубой циновкой, которую сплела, сидя в лодке. Контуры ее лица лишь угадывались, но это помогало воображению выстраивать образ той, мысли о которой поселились в его голове.

«Интересно, как можно назвать мои чувства к этой девушке? Любовь? Кто его знает? Я толком не знаю, что такое любовь. Хотел бы я, чтобы она была моей? Ну конечно! А жить вместе в нашем общем доме? Предел мечтаний! Но как, как, черт побери, выяснить, что она думает обо мне?! Вдруг она скажет, что я хороший парень, но не более того? Получается, что мое чувство к ней больше всего похоже на страх, страх, что она считает меня просто другом. Не хочу быть другом! Но ведь дружба — это хорошо. Оказывается, не всегда. Ладно, время покажет».

Утро лагеря началось с восторженного Машиного крика:

— Смотрите, розовые цапли!

Несколько десятков птиц необычного цвета подлетели к острову и бродили по соседней отмели. Молодежь вскочила на ноги, чтобы полюбоваться этим чудом. Андреич, который почувствовал, что спать больше не получится, произнес:

— Фламинго. Вполне съедобны.

Впрочем, охотиться на таких очаровательных созданий никому и в голову не пришло. Вокруг было изобилие другой птицы.

Струг миновал мелкий залив, который Маша назвала про себя птичьим раем, и опять пошел вдоль полупустынного берега.

— Рус, давай я за тебя на носу подежурю, — девушка перебралась вперед. — Ты этой ночью меня слишком долго не будил.

— Да вроде как обычно.

— Не-не-не, я чувствую, что ты подарил мне как минимум час сна.

— Ой, да вот в лодке и высплюсь.

— Я это и предлагаю. Перебирайся к середине и ложись, пока ветер попутный.

«Ты настоящий друг», — хотел было он сказать, но вспомнив свои ночные размышления, осекся.

Через несколько дней опять показались горы.

— Где-то тут начинается Иран, — заметил Андреич.

— Красивое название, — отозвалась Маша. — Там наверно много девушек с именем Ира.

— Нет, там много девушек с именем Зульфия.

— Тоже красивое имя.

— Ну, не знаю. Я бы так дочку не назвал.

— Слушай, а у тебя есть дети?

— Были. Первый ребенок родился мертвым, второй умер в полтора года.

— Извини.

— Да что уж.

— Андреич, а ты был в Иране? — скорее из-за желания заполнить неловкую паузу спросил Денис.

— Нет, я вообще не был заграницей. Кроме Белоруссии. Но туда не нужен загранпаспорт.

— Он дорого стоил?

— Кто?

— Этот паспорт.

— Да вроде нет. Но чтобы заграницу попасть, еще визы нужны, билеты на самолет, за гостиницу платить.

— Что за визы?

— Разрешение на въезд в страну. Тоже денег стоят.

Денис задумчиво смотрел на горы.

— А граница — это что? Ну, физически. Забор? Стена?

— Где-то стена, где-то река, может колючая проволока. Везде по-разному.

— Интересно, вот здесь по горам тоже стену строили?

— Нет. Как ты в горах стену построишь?

— Ну как? Если на Луну летали, то в чем проблема по горам стену построить?

— Да не нужна она в горах. Там никто не ходит.

Опять помолчали.

— Смотри, а если дойти до того места, где кончается стена, или что там еще, и начинаются горы, то по горам нужно будет только чуть-чуть пройти, и ты уже в Иране. И денег не надо.

— Там на тропах пограничники дежурят.

Какое-то время Денис перерабатывал информацию.

— А зачем вообще нужны были границы? Какой смысл держать столько дежурных в горах? Ну пройдут несколько человек, в чем проблема? А большую армию они все равно не остановят.

— Денис, будь моя воля, я бы отменил все границы. Они нужны, только чтобы с людей деньги собирать.

— А кому шли эти деньги?

— Государству. На содержание тех же самых пограничников.

Денис опять задумался.

— Что-то я не вижу логики. Какой-то бессмысленный круговорот денег.

— О, если бы ты руководил этим круговоротом денег, то логика тебе была бы понятна. Потоки денег можно направлять так, что часть из них оседает в твоем кармане.

— Но люди же увидят?

— Слушай, в Северске четыре улицы. Так?

— Да.

— Как ты думаешь, какую из них стали мостить камнем первой?

— Наверно улицу Пожарского.

— Ты прав, мой юный друг. А почему? Почему не Славянскую, не Победы?

Денис заулыбался:

— Там стоит дом Радомира.

— Именно! Люди увидели? Увидели. И что? В основном промолчали. Не захотели связываться. А те, кому такие фокусы в итоге сильно надоели, перебрались в другие места.

Уже вечером, на берегу у костра, когда пили чай из свежего чабреца и листьев малины, Денис вдруг вернулся к этому разговору:

— Так что, Андреич, у нас рано или поздно тоже будет государство?

— Не знаю, — вздохнул тот. — Это зависит от вас и следующих поколений. Думаю, пока есть куда уходить, недовольные будут