– Аркадианец? И что из этого? Сколько?
– Госпожа, вы давно в Империи? – поинтересовался патриций.
– Достаточно, – отрезала незнакомка. – Сколько он стоит? – едва не топнув ножкой по пыльной мостовой, вновь обратилась она к работорговцу.
Патриций, наконец оторвав взгляд от вызывающе торчащих под туникой сосков, шагнул ко мне. Пока покупательница пыталась выяснить цену, он с интересом заглянул мне в глаза, потрепал за щеку, заставил развернуться. Я стоял, еле сдерживаясь, краем глаза видя, что за мной пристально наблюдает татуированный Гармунд.
– Госпожа, только для вас – три миллиона сестерциев, – склонился едва не до земли Павел.
– Это шутка? – оторопела девушка. – Три миллиона?
– Только для вас, моя госпожа. Для других я продам его за пять или даже…
– Да его никто не купит за три миллиона, – звонко рассмеялась девушка. – За такие деньги я могу купить виллу на Палатинском холме!
– Я его куплю за три миллиона, – произнес патриций и неожиданно задрал на мне набедренную повязку. Оторопев на мгновение, я оттолкнул его, отпрянув, но тут же свистнул кнут – и руки ожгло болью.
– Да как ты смеешь, животное?! – взъярился Павел, набирая воздуха для тирады, но был остановлен повелительным взмахом сенатора.
– Достаточно. Три миллиона за него, я согласен. И триста за этого, – кивнул он на моего соседа.
Когда работорговец и патриций били по рукам, скрепляя сделку, незнакомка вдруг ойкнула – она выронила изукрашенный гребень. Подняв его, она оказалась совсем рядом – по плечам моим мазнуло дыхание и мягкое касание взметнувшихся от резкого движения локонов.
– Прорвемся, – услышал я ее шепот.
Сказано было по-русски.
Огромные голубые глаза оказались на краткий миг совсем рядом, но почти сразу незнакомка отошла, больше не обращая на меня внимания и оставив после себя стойкий аромат цитруса и жасмина.
– Госпожа, позвольте пригласить вас сегодня на ужин, – патриций тоже больше на меня не смотрел.
Юная покупательница же после совершенной на ее глазах сделки приняла вид настолько удивленный, что, смущенная собственным невежеством в делах работорговли, двинулась прочь, даже не отвечая патрицию. Телохранители и рабыня с корзиной поспешили следом.
– Ты знаешь, кто эта леди? – поинтересовался патриций у Павла.
Работорговец лишь замотал головой и развел руками. Видел я это краем глаза, пристально наблюдая за уходящей незнакомкой. Вдруг она обернулась и, скользнув взглядом по увлеченным разговором Павлу и патрицию, посмотрела мне прямо в глаза. Высунув язычок, она манящим жестом быстро облизнула губы, а после задорно подмигнула. Резкий разворот, взмах локонов – и вот она уже вновь удаляется. Еще миг – и белоснежная туника затерялась в толпе.
«Да что же здесь все-таки происходит?»
Голова раскалывалась от метавшихся мыслей – я даже не заметил, как меня отвязали от общей вереницы. Шея болезненно дернулась, и слуги нового хозяина повели меня прочь. Вдруг перед глазами из ниоткуда вновь появилась объемная надпись:
«Поздравляем с изменением социального статуса!»
«Вы теперь раб Квинта Остория Джонса!»
Критерий оптимальности
Неуклюже перебирая ногами, повинуясь рывкам веревки, я обреченно шел вперед. Слуги Джонса вели меня через толпу, но двигался я машинально, с трудом ориентируясь в пространстве, стараясь держаться за спиной идущего впереди варвара. И во все глаза рассматривал материализовавшуюся передо мной из ниоткуда надпись.
Я студент. Был – услужливо подсказало подсознание. Первый курс СФУ, в Красноярск приехал из вымирающего и стремительно деградирующего брошенного судьбой и государством поселка. В одиннадцатом классе школы был единственным учеником – и провожали меня в Красноярск, когда уезжал поступать, как героя на войну.
Денег у меня тогда не было даже на обратный билет. С собой вез полторы тысячи рублей и сумку с продуктами, которые должны были помочь продержаться первый месяц. Сразу поступить не удалось, но возвращаться домой не стал. Не очень люблю вспоминать тот год – первое время, до морозов, жил в шалаше на берегу Енисея. Подрабатывал где придется, в самых разных местах – не стыдно вспоминать только работу администратором сауны и грузчиком на овощной базе. А потом мне повезло – познакомился с одиноким и нелюдимым дядей Сережей (он даже здоровался не со всеми). Сергей Иванович, как я его называл, оказался ветераном без удостоверения. Кроме Афганистана, военнослужащие Союза выполняли интернациональный долг в самых разных местах планеты, о чем государству впоследствии оказалось легче забыть. Или забить.
Сергей Иванович, как казалось, очень устал от жизни. Он неоправданно мало ел и невероятно много пил. Но на работу к семи утра приходил по-военному четко и без какого-либо намека на перегар. Всегда выглядел свежим, даже несмотря на внешность, на коей годы оставили заметный отпечаток. После того как Сергей Иванович несколько раз вечером застал меня моющимся в тазике за раздевалкой, однажды пригласил к себе домой. Зиму и весну я прожил у него – и со второго раза поступил в университет. Сразу после этого Сергей Иванович умер. Он как знал – за несколько дней до смерти у нас было несколько разговоров, за которые он произнес слов больше, чем за предыдущие полгода. И, как оказалось после похорон, свою трехкомнатную квартиру переписал на меня. Кроме того, за неделю до смерти через одного из многочисленных знакомых он помог мне устроиться на интересную работу в дизайн-студию. Хорошая зарплата, удобный гибкий график – все, что нужно для души.
В моей поселковой школе был мощный компьютер, купленный каким-то чудом по программе министерства образования. К нему – после того как я решил продолжить обучение в десятом классе – по распоряжению директора пускали лишь меня, других учеников и даже педагогов только под присмотром. Мне же с самого детства нравилось работать с графическими редакторами, которые я с появлением в школе мощной машины покупал со значительной скидкой на торрентах. И это мое увлечение уже в Красноярске на новой работе начало приносить очень неплохие деньги.
Это все к чему: мне был знаком шрифт надписи! На одном из мероприятий студенческого научного форума я видел его в описании инновационного проекта…
Под ногу, возвращая в реальность, попалось гнилое яблоко. Ступня проскользнула, и я взмахнул руками, удерживая равновесие, – надпись, стоило лишь отвести от нее глаза, исчезла. Наткнувшись на плечо собрата по несчастью, купленного Джонсом вместе со мной варвара, я вздрогнул, ожидая реакции конвоиров. Но те даже не обратили внимания – продолжали двигаться через толпу.
Раб, которого я толкнул, неожиданно едва приметно поклонился.
– Молодой господин, – произнес он извиняющимся тоном.
Я же раб. Почему «господин»? И еще я аркадианец. Почему стою три миллиона, в то время как стоимость обычного раба триста сестерциев? Я умер, мне же в голову выстрелили. Но почему я жив? И как мне найти Катю?
Стоило задуматься, как навалилось невероятное количество вопросов, на которые пока не было ответов. Стараясь отвлечься, я принялся рассматривать своего спутника. Высокий,