Деловито, цепочкой, вышли из леса в месте, где не наблюдалось ни постов, ни патрулей, поднялись на насыпь железной дороги, прошли по ней пару сотен метров и спустились с противоположного откоса тоже в сторону леса, который и стали прочесывать, углубляясь в чащобу
Вообще-то пока следов вырубки растительности вдоль путей не наблюдается - партизанское движение не набрало силу и до начала рельсовой войны остаётся немало времени.
Следующим вероятным препятствием на нашем пути являлось то самое шоссе, при переходе через которое группа впервые попала в неприятности. К нему мы приблизились, идя оврагом, которым убегали в тот страшный день. Сегодня мы его "прочёсывали", пока не выбрались к дороге неподалеку от памятного минного поля. И обнаружили добавку к пейзажу - аккуратное немецкое кладбище с деревянными крестами и табличками.
- Шестьдесят семь, - сказала Оля, пересчитав могилы. - Да восемь сапёров, два водителя и четыре мотоциклиста - больше восьми десятков.
- Десять фашистов за одного убитого нашего, - кивнул я. - Большего мы пока не добились.
- Какие вы, всё-таки, идиоты, - вдруг не сдержался прислушивавшийся к нашему подсчёту старшина. - Чтобы вырастить и обучить солдата нужно лет двадцать, а мост починят за неделю, да и всё, что погибло в том рухнувшем поезде, восполнят за короткий срок. Кроме сломавших себе шею в рухнувших вагонах. Самые болезненные потери для фашистов - живая сила. Причем, именно строевые солдаты. Как вы их, кстати, столько положили в одном месте?
- Пешую колонну стрелковой роты обстреляли продольным огнём из двух пулемётов метров с семидесяти. А в кюветы заложили мины, - ответила Оля. - Но это была чистая случайность - вряд ли нам удастся повторить что-нибудь подобное.
- Случайно мины по обе стороны дороги. Случайно сразу два пулемёта в семидесяти метрах установлены для ведения продольного огня. А ведь не все скончавшиеся после встречи с вами остались здесь. Кто-то умер по дороге в госпиталь, кто-то на операционном столе.
- Опытный вы, товарищ старшина, - ввязался я в разговор.
- Третья война, - согласился мой собеседник.
- В Испании начинали? А потом финская? - сочувственно проговорила Оля. Дождалась кивка и продолжила: - А разжаловали вас из-за...? - она щёлкнула пальцем по горлу.
- Или шерше ля фам? - предложил я иной вариант. - Да это и не важно, - под странным взглядом собеседника срочно захотелось сдать назад. - Научите нас, пожалуйста, выплавлять тротил из разбросанных взрывом миномётных мин. А то мы сильно поиздержались, - поспешил я увести разговор подальше от, возможно, болезненной темы.
- Совсем? Всю взрывчатку до крошки истратили? - уточнил лейтенант.
- Есть с десяток кругленьких немецких шашек с заклеенной бумажкой дырочкой на торце.
- А ещё чему вас научить, - спокойным голосом спросил старшина.
- Нам много чего нужно, но вы ведь скоро уйдёте - понесёте генерала к нашим. Так что, давайте ограничимся пределами возможного.
***
Свинчивать с мин колпачки и разбираться, в каком положении находится взрыватель, учил нас лейтенант. Он артиллерист. Попросил называть его Володей, не сводил восхищённых глаз с Ольги и из трёх разбитых миномётов, что оставались неприбранными на разгромленной позиции в районе поля, где мы собирали мины, соорудил один. Целых или не слишком повреждённых мин, таких, какими можно было выстрелить, нашлось одиннадцать штук - мы их припрятали до случая, а из остальных, из которых можно было извлечь взрыватель, под присмотром старшины выплавили взрывчатку, нагревая их в снятом с разбитого грузовика бензобаке. Не целом, а помятом и порванном - после доработки зубилом из него вышла металлическая емкость, куда мины входили тройками. Каждый раз их опускали в холодную воду, которую потом нагревали - так безопасней. И костер вместе с ёмкостью разместили на дне ямы, чтобы не было ветра, да еще и прикрывали сверху - взрывчатка - штука нежная, твердил Антон Егорович. Он по-отечески за нас переживал, хотя лет ему, на мою оценку, немного за тридцать.
Расплавленный тол выливали по три мины в одну форму, получая бруски, в каждый из которых влепляли, пока не затвердело, половинку немецкой цилиндрической шашки. А то, сказал старшина, может и не подорваться от капсюля-детонатора. Формы сделали из дощечек, которые нашлись тут же, на поле - на них разлетелись ящики, в которых везли собранные нами мины.
Стрелять из миномёта мы выучились теоретически, хотя устанавливать его и наводить пришлось на практике и до пота. То есть до момента опускания мины в ствол всё было по-настоящему. В объёмах самого краткого интенсивного курса, естественно.
Добавлю, что встречались мы со старшими товарищами всегда в условленных местах, избегая показывать им основной лагерь. И имён своих не называли. Меня окрестили Ференцем, как было написано в солдатской книжке, которые на всякий случай все мы носили в кармане - в случае чего, хотя бы на секунду отвлечёт внимание немца, если нарвёмся на что-то вроде проверки документов. Из этих же соображений Ольга оказалась Куртом, Фимка - Гейнцем, а Миша Генрихом.
Да, мы тихо сидели в глухом углу - то, что ефрейтор Лючикин несёт постоянную дозорную службу по нашей охране, устраивало всех.
***
- Пора прощаться. Сегодня вечером снимаемся и идём к фронту. Будем прорываться, - предупредил нас старшина. - Можете присоединиться, ведь своё задание вы уже выполнили.
- Спасибо, что позвали, но у нас ещё дела остались, - поблагодарил я и отметил острую тоску в глазах лейтенанта Володи. - Немцы сейчас начнут получать по сусалу в районе Смоленска и захотят увеличить перевозки по здешней железнодорожной ветке.
- Неужто, поворот в войне? - обрадовано спросил Лючикин.
- Поворот не получится, только задержка в темпе продвижения, но сопряжённая со значительными потерями. Для вас это значит, что стоит отклониться севернее. Оттуда немцы могут отвлечь силы на главное направление, так что есть шанс обойтись без прорыва - тихой сапой нащупать зазор, без шума снять заслоны и пробраться на мягких лапках. Ну, не могут фашисты быть одновременно сильными повсюду!
- Хм. Слушайте, ребята. Мы вот всё кумекаем, откуда вы такие странные? - сменил тему старшина.
- Есть предположение, что дети белоэмигрантов, сочувствующие коммунистическим идеям, - высказался лейтенант.
- С чего бы это? - удивился Фимка.
- Так вот барышня ваша давеча про красного командира сказала, что он офицер. А офицеры у белых были, или при царе.
- Княжна! Нас раскрыли. Какой ужас! - воскликнул я и протянул руку Оле. Та не