Конечно, наверное, все-таки не стоило Хильду так отчитывать за очередную вылазку в город в поисках приключений на свою задницу… Привлекательную и шикарную, но неимоверно бедовую задницу, потому как, к сожалению, моя кузина предпочитает думать именно ею, а не головой. Да простится мне столь вульгарное выражение, драть твою мать…
Но вот честно – достала. Прям хуже горькой редьки достала своими выходками. Еще и слабаком назвала. А я тут вообще при чем? Это же Хильде, видите ли, скучно на всякую мелочь охотиться, а дядя на большую охоту ее не берет. И совершенно правильно делает, как по мне – не с импульсивностью сестры и не с ее горячей головой. И бедовой задницей, да.
Конечно, она отлично стреляет из винтовки, великолепно держится в седле и колдует как взрослый маг, но у нее в голове одни драки и приключения. И никакого чувства осторожности, естественно. А без оного чувства охотиться на гейстов даже среднего звена – смертельно опасное занятие. Не одного опытного егеря в прошлом сгубило презрение к врагу или легкомысленность.
Так что я, конечно, сестру люблю, но именно поэтому и категорически не одобряю ее тяги к кабацким дракам. И уж тем более я не одобряю ее обиды на дядю, который не берет Хильду на охоту. Это для нее истребление гейстов ух какое веселое занятие, а для Райнхарда – это работа. Давняя, изнуряющая и тяжелая. И она стала бы еще тяжелее, если бы ему пришлось постоянно отвлекаться на то, чтобы проверить – не сделала ли Хильда какую-нибудь глупость, не понеслась ли она на врага в лоб, не открыла ли она своей выходкой спину того же дяди…
Я спустился со второго этажа на кухню, решив поискать в леднике обезболивающую микстуру – не полноценное зелье, которое на такую мелочь тратить было совершенно преступно, а просто легкую микстуру…
На кухне обнаружился Райнхард.
– Доброго утра, дядя.
– Ага, привет.
Дядя плеснул в стакан на два пальца настойки и залпом выпил.
Я поморщился.
Еще одно утро. Еще одно утро, начатое с алкоголя.
Еще одно обычное утро Райнхарда Винтера.
Так уж вышло, что бо́льшая часть наших эликсиров требует высокоградусного алкоголя в качестве основы, а это означает, что род Винтер издревле был большим мастером в области самогоноварения. Поэтому если в клане случалось что-то плохое, то один из самых простых вариантов забыться – на дне стакана – всегда был под рукой.
Райнхард когда-то считался одним из самых видных женихов княжества. Пусть и небогатый, колкий на язык, но нечеловеческие глаза алого цвета с вертикальным зрачком, черные как смоль волосы, высокий рост и аристократичное лицо делали его весьма популярным у представительниц прекрасного пола. Чем он, по рассказам, с успехом и пользовался, пока не встретил Лизелотту Аше – мать Хильды и Вилли.
Интересно, полюблю ли когда-нибудь так же, как Райнхард? Так, чтобы это было и благом, и проклятием сразу. Чтобы два года быть самым счастливым человеком на свете, а четырнадцать последующих – самым несчастным.
Я знаю, единственное, что еще держит дядю на этом свете, – это мы. Потому что мы – это все, что у него есть. Все, что у него осталось.
Мне было два года, когда Лизелотта умерла от родильной горячки вскоре после рождения Мины. Не помогли никакие, даже самые лучшие семейные зелья, способные вытаскивать егерей чуть ли с Той Стороны, потому что Лизелотта Аше не была егерем. Она была дочерью клана с пусть и боевым, но довольно рядовым Даром, а не древним родом истребителей гейстов. Ее не поили в детстве особыми отварами и не клали в заклинательный круг. Как меня, как Вилли, как Хильду. Эликсиры Винтеров ее бы гарантированно убили, и потому никто не решился дать их Лизелотте.
И она умерла.
А когда мне было четыре года – погибли мои родители. В бою даже не с высшим, а исключительным гейстом – иной не смог бы убить двух отличных боевых магов, один из которых был Заклинателем тварей.
И Райнхард остался один.
В двадцать два года с тремя детьми на руках.
Не могу сказать, что он воспитал нас. Сделал бойцами – да, обучил всему, что знает сам, – да, но – воспитал?.. Нет. И… он ведь совсем неплохой человек. Он добрый, честный и безгранично храбрый, но никто и никогда не готовил дядю к тому, чтобы он стал отцом-одиночкой.
Он родился и вырос воином, и им же остается. Он мог бы умереть за нас, но он делает больше – ради нас он живет.
Но мой бог… Кто бы теперь узнал того щеголеватого красавчика со старых фотографий в этом хмуром небритом мужике с вечно всклокоченными волосами и одетом в потертый военный мотоциклетный плащ…
– Снова пьешь? – проворчал я, присаживаясь напротив. Про боль в ушибленной челюсти я как-то даже сразу и позабыл.
– Есть повод, – усмехнулся Райнхард.
– Удачная охота?
– Обычная. Десяток рипперов, пара урсов, элх, малый боа… – Дядя достал из кармана черный кристалл и положил его на стол. – Зато нашел вот это.
– Ого, – присвистнул я, аккуратно беря кристалл и взвешивая его в руке. – Унций десять.
– Думаю, даже двенадцать.
Истинный Прах в кристальной форме нынче идет где-то по двадцать пять рублей за унцию. Неплохой улов.
– Это хорошая новость.
Дядя отодвинулся на стуле, вытягивая ноги и кладя на кухонный стол свою автоматическую винтовку.
– Значит, есть и плохая, – вздохнул я.
– Порубежники видели химер у границ Ожога.
– Где? – Я невольно вздрогнул, вспоминая этого гейста из старшего звена, которого вживую видел только дохлым.
– Около Сухого ручья и Старого лога.
Близко! Очень близко!..
Так. Подождите-ка…
– Химер? – переспросил я. – Не химеру?
– Да, сразу двух, – кивнул Райнхард и криво усмехнулся. – Тоже неплохая новость, в общем-то. За них хорошо платят.
– А их точно две?
– Ну, возможно, я не лучшего мнения о порубежной страже, но черную химеру от хрустальной даже они отличат…
…И тут я проснулся.
И совсем не от боли в челюсти, потому что вчера Хильда не била меня в челюсть.
И я знал, что сестра на меня ни капельки не злится, а наоборот – осталась более чем довольна даже проигранной дракой, потому