— Не учи ученого.
— В аэропорту быть в шесть. И еще учти: если что сорвется, я тебя выручать не собираюсь.
Рейс до Сиднея прошел на редкость удачно. После этого на следующий день через Каракас мне удалось добраться до цели.
В Коанду я прилетел в самый разгар предвыборной кампании. В стране было неспокойно. Всем было ясно, что на четвертый срок будет избран бессменный президент Аранто. Всем, кроме самих избирателей. Находились и такие глупцы, которые устраивали митинги в поддержку другого кандидата. Это была последняя глупость в их жизни — доблестные полицейские силы республики тут же отправляли недовольных на перевоспитание в трудовые лагеря. Тем не менее руководству республики ничего не оставалось, как призвать иностранцев не выходить без особой надобности на улицу, закрывать окна во избежание шальных пуль и не впускать в дом посторонних. Очевидно, происшествие в советской колонии произвело на них впечатление. В городе был введен комендантский час и все время ходили патрули. Такое положение вещей было очень удобно для начальников русской колонии, которых совершенно не обрадовало мое появление. Мне было заявлено, что в данный исторический момент никто не может гарантировать моей безопасности и для меня наилучшим решением было бы убраться из этой взрывоопасной страны как можно скорее. Я никогда не внимал таким предостережениям, но мне стало ясно, что действовать надо быстро, потому что сигнал о моем появлении в Коанде уже дошел до моего начальства. Поэтому, едва соскочив с трапа на землю Коанды, я сразу же принялся за восстановление реальной картины событий.
Увы, эта задача оказалась настолько безнадежной, что поначалу у меня просто опустились руки. Зацепиться было абсолютно не за что. Как я уже говорил, по официальной версии, Руслан Ткаченко, придя в ярость оттого, что у его жены Елены и напарника Семена Дьякова был роман, напился и застрелил сначала ее, а потом и Семена. По неосторожности одна из пуль повредила газовый трубопровод на кухне, произошла утечка газа, и четырехквартирный дом при советском представительстве взорвался и заполыхал. Сгорело практически все, за исключением самой дальней от квартиры Ткаченко стены. Только по счастливой случайности (остальные жители дома, включая жену Семена, побежали на распродажу, устроенную в посольстве) никто больше не пострадал.
Поскольку тела сгорели при пожаре, уже никто не мог установить, пил ли Руслан или нет. Я не верил в это, но как доказать — понятия не имел. Для начала я решил осмотреть место происшествия. Однако, прибыв туда, с удивлением обнаружил, что обычно нерасторопные советские рабочие на редкость быстро уничтожили все следы происшедшего. То, что оставалось от дома, было уже сломано и сровнено с землей. В углу стройплощадки была свалена куча материалов, и экскаваторщик уже снимал верхний слой земли под котлован для нового строения. По опыту я знаю, что если найти что-нибудь, указывающее на происшедшее, на пепелище еще реально, то на «облагороженной» территории это сделать невозможно. Однако я все-таки подошел к прорабу — невысокому темноволосому человеку в яркой каске и предъявил красную корочку.
— Меня зовут полковник Гриценко, — сказал я, — вас, наверное, уже предупредили, что со мной нельзя разговаривать.
Прораб бросил на меня сумрачный взгляд.
— Нами были получены ясные инструкции выставить вас со стройплощадки, если вы сунете сюда свой нос, — сказал он наконец. — Поэтому лучше убирайтесь отсюда. Сами понимаете, стройплощадка — место опасное. Посторонним здесь находиться запрещено.
После такого приема я понял, что действовать придется старым испытанным способом, а именно ночью. Но судьба неожиданно сделала мне подарок.
Вернувшись к себе, я прежде всего проверил комнату на наличие подслушивающих устройств, обнаружил два в традиционных местах и успокоился. Конечно, за мной будут следить, но неужели я с этим не справлюсь?
Дожидаясь, пока стемнеет, я хорошо выспался, а вечером около восьми отправился в ближайшую лавочку за сигаретами. Хвоста за мной, кажется, не было. Впрочем, это могло означать, что молодежь наконец-то научилась работать, хотя вряд ли, поскольку, кроме убитых Руслана и Семена, моих учеников в Коанде больше не было. Кроме того, была некоторая вероятность, что меня оставили наконец-то в покое. Внезапно я увидел на другой стороне улицы одного из рабочих, чье лицо мне запомнилось на стройке. Это был молодой парень лет тридцати с выразительным азиатским разрезом темных глаз. Я вспомнил, что видел его в кабине экскаватора. Он быстро шел по улице, явно стараясь убраться от советского посольства как можно дальше. Во мне взыграл старый как мир охотничий инстинкт, и я двинулся, не отставая, за парнем. Я и сам не знал, зачем мне это нужно, тем более что мне надо было попытаться проникнуть на стройку; просто внутренний голос старого разведчика прошептал мне, что это нужно сделать. А он подводил меня очень редко.
Парень свернул в переулок и быстро шел мимо одноэтажных грязных домишек. Я не отставая двигался за ним. Было ясно, что он боится. Боится, что его увидят наши, боится комендантского часа, но я пока не мог сообразить, куда он направляется. В который раз я порадовался практике советских колоний за рубежом, когда человеку выдается на руки такое ограниченное количество денег, что это осложняет его свободу перемещения. Почти по Корану, но не только для женщин: советский человек должен сидеть дома, а если он куда-либо соберется, то ему придется идти пешком, что значительно облегчает нашим органам слежку за ним.
Парень свернул, и теперь мне стало ясно, что он направляется к пристани, в портовый район Карпаньес, где, насколько я помнил, было сосредоточено большинство злачных заведений города. Последний раз я был в Коан-де лет шесть назад, поэтому, естественно, не помнил плана города в целом. Но скоро в ноздри мне ударил запах рыбы, свежей и полупротухшей, и я понял, что мы находимся практически у цели. Парень явно не был новичком в этом квартале, он шел уверенно, не оглядываясь по сторонам, хотя на любого другого это место произвело бы угнетающее впечатление. Грязный переулок со зловонной сточной канавой с левой стороны освещал всего лишь один тусклый фонарь. Поэтому мне не составляло большого труда следить за своей добычей — парень все равно бы меня не увидел. Однако я привык действовать осторожно, поэтому держался на порядочном расстоянии. Сказать по правде, мне приходилось смотреть не столько за ним, сколько себе под ноги, чтобы не поскользнуться на банановой кожуре или рыбьей чешуе, а также не упасть в одну из многочисленных ям. Даже у нас в России нет таких отвратительных дорог. Наконец по пьяным выкрикам, слышным с соседней улицы, я понял, что мы у