«Санчо, – сказал я. – Давай что-то делать». Саня лениво жевал травинку и молчал. «Нет, – сказал я, – теперь тебе отмолчаться не удастся. Я ведь знаю, ты что-то затеял». «Откуда? – спросил он, выплюнув травинку. – Я не говорил». – «Ты почти проговорился в прошлые выходные на дне рождения Леки».
Лека была нашей одноклассницей когда-то. Го д назад, на отдыхе в Анталии, Санчо столкнулся с ней нос к носу. Оказывается, оба они, каждый со своей семьей, жили в одном отеле уже три дня, но ни разу не встретились. Лека похорошела. У нее было двое детей (что почти не отразилось на ее фигуре) и муж – чиновник мэрии, сутками пропадавший на работе. Весь последующий год Санчо регулярно, дважды в неделю, днем в будни, наезжал к Леке – в миру Александре, Сашеньке – и славно проводил время. А две недели назад она пригласила Санчо на день рождения и очень просила, чтобы пришел «этот придурок Лекс Померанцев, который однажды в шестом классе после урока физкультуры заглянул в женскую раздевалку, когда я переодевала трусики». Странно: я этого случая совершенно не помнил. «Ты видел ее голой и, как джентльмен, обязан был жениться», – сказал Санчо, передавая приглашение. Увидев Леку, я понял, почему минимум дважды в неделю Санчо с великим трудом вырывается с работы и мчится к ней, рискуя, что кто-то узнает, либо внезапно нагрянет муж... А этаж-то одиннадцатый. Лично я с удовольствием бы снова посмотрел, как она переодевает трусики. Но это так, к слову. А на дне рождения своей любовницы Санчо, выпив, бил себя в грудь и вещал что-то о благих намерениях (дескать, «не корысти ради», а спасения погибающего друга для) и собственных титанических усилиях в этом направлении.
«Ну да, – неохотно признался Санчо. – Я работаю над этим». – «Получается?» – «Понимаешь, не терплю болтунов, поэтому и сам не хочу им выглядеть... – Он посмотрел на меня и поморщился: – Мне кажется, что да, получается! В любом случае, лето – не сезон для кадровых решений. Дождемся осени. Но очень нужно, чтобы Костян не растворил в водке свои гениальные мозги».
Наверное, далеко в этот момент заплывший и не имевший возможности нас слышать Костя все-таки услышал. Или ангел ему конспективно нашептал. Но две недели спустя все изменилось. Не кардинально, конечно. Егоров был под хмельком, но он сам вышел нас встречать! Его комната была полна солнца и чистого воздуха, прибрана. «Волшебники, – прошептала нам тетя Лена и смахнула слезу. – Руки буду целовать...»
Окончивший Финансовую Академию, аналитик с пытливым умом («счетовод Вотроба», как называл его Костя «во дни сомнений и тягостных раздумий»), наш друг Санчо в тридцать два года был самым молодым зампредом не очень крупного, но твердо стоящего на ногах банка, одним из первых в России впрягшегося в решение сложнейшей проблемы ипотечного жилья. Руководитель хозяйственного управления банка был, по словам Санчо, «склочным дикобразом», дело свое понимал плохо, держался трепом и оговорами, но приятельствовал с первым зампредом, оттого было его пока не сдвинуть.
Банк перелез через дефолт без тяжелых потерь. Часть персонала отправили в неоплачиваемые отпуска, которые, предполагалось, затянутся на полгода, но всех вернули уже через три месяца. Банк зализывал раны, благо умных голов хватало, а Санчо начал работу над проектом, носившим черновое название «Изгнание из рая». «Я его выдавлю, – говорил он мне в конце августа, имея в виду начальника хозуправления. – Я с весны этим занимаюсь. Если чего-то очень хочешь, рано или поздно это случится. Читал «Метафизику желаний» Гасслера?» «Нет», – отвечал я. «Ну да, конечно, – как бы спохватывался он, – я и забыл, тебе такую литературу еще рано. Буквы сперва доучи». – «А в бубен?» – «Нельзя. Сразу за ним у меня мозг, а мозгом я думаю. Словом, я эту дикобразину выдавлю и быстро рокирну на Костю. Они даже не успеют сказать «кушать подано»...»
Мне кажется, Саня провернул какую-то зловредную каверзу; да, он был финансистом с будущим, а в банке стал к тому же хитрецом и интриганом. Словом, в ноябре 1999 года начальник Хозяйственного управления уволился, и Костю пригласили на собеседование. Саня потом сказал, что даже не вылезал из своего кабинета, боясь сглазить, а Костик...
Истосковавшийся по работе, профессионал и умница, Егоров так всех очаровал, включая начальницу кадровой службы («тоже змея очковая», по словам Панченко), что его оформили за две недели – небывалый рекорд! «Вы слишком долго размышляли над вопросами на тестах, – сказала «очковая» кадровичка, бесстрастно глядя сквозь Егорова. Помолчала и добавила: – Но такой классный хозяйственник у нас впервые, а я тут с основания, восемь лет. Не разочаруйте!»
Костя пообещал.
* * *И оказалось, что все для того, чтобы руководить столь непростым и масштабным делом, как хозяйственное управление живого, двигающегося вперед банка, Егоров умеет. Или интуитивно чувствует, как надо уметь.
В его подчинении было четыре отдела, двадцать восемь человек; все разные, многие вдвое его старше, и кое-кому очень не понравилось, что над ними поставили молокососа без большого опыта в этой сфере. Начались интриги и «проверки на вшивость». Но довольно скоро наш друг сумел расположить к себе всех, даже самых упрямых и резких, именно своим отношением к людям и работой.
Он лихо провел несколько тендерных мероприятий, безошибочно распознав две-три уловки особенно ретивых и считающих себя отменными хитрецами контрагентов. Он наравне и с уважением общался как с уборщицами и водителями, так и с начальниками подчиненных ему отделов. На совещаниях нередко полностью переформулировал задачи, стоящие перед управлением, но делал это столь деликатно и ненавязчиво, что руководители отделов после были твердо убеждены, что именно они предлагали работать так, а не иначе. Он наладил питание руководства банка, отыскав и переманив первоклассного повара. В течение последующих полутора лет работал над тем, чтобы организовать питание всех сотрудников – вне зависимости от увеличения штатной численности.
Мы с Санчо взирали на него с изумлением: никто из нас и предположить не мог в Косте тех талантов, что открылись в нем с его приходом на работу в банк.
К Егорову смело можно было отнести понятие «слуга царю – отец солдатам»: он умел сочетать в себе эти составляющие мастерски и тонко, в гармонии, хотя они то и дело норовили выпихнуть одна другую; никогда не давал в обиду своих, умея быть строгим и – по прошествии времени – грозным. В то же время – никакого раболепства перед руководством банка (впоследствии – холдинга),