Он запустил руку в карман, достал маленькую коробочку. Внутри перекатывалась не то таблетка, не то капсула.
– Будет замечательно, если вы начнете пить это перед сном.
– Что это? – спросил я, заложив руки за спину.
– Стимулятор форсайта. – Григорян упорно держал руку перед собой. – Кратко – «Форс». Формулу точно не назову… ацетил… индол… – Он поморщился. – Если очень надо, то скажу. Это служебная информация, но давно не тайна ни для кого. Корейцы первыми синтезировали.
Я посмотрел на часы.
Полпятого утра.
Надо же, всего три часа назад я спал дома.
– Подумаю, – сказал я, но таблетку не взял. – А кто во второй половине живет?
– Коллега, утром познакомитесь.
– Не Миша? – уточнил я подозрительно.
– Миша еще дома. Если удастся уговорить его семью, то он, как и все несовершеннолетние, будет жить во втором корпусе, с кем-то из родителей.
Почему-то у меня даже сомнений не возникло, что Григорян уговорит. Спросил:
– Много тут… наших?
– Меньше, чем хотелось бы, – ответил он. – С вами будет одиннадцать. С Мишей, надеюсь, двенадцать.
Помявшись, я сказал:
– Прежде чем принимать решение, я бы хотел узнать все про форсайт.
– Я тоже. – Григорян вздохнул, поежился. – Холодно. Вы остаетесь или вам машину вызвать?
Поскольку я молчал, он снова засунул руку в карман. Теперь у него на ладони лежали прозрачная коробочка с таблеткой и ключ с жестяной биркой.
– Блин, – сказал я, забирая и ключ, и таблетницу. – И вот я в заботливых, но холодных руках государства, крошечный винтик в механизме…
– Если случится Событие, то никакого государства не останется, будете до смерти наслаждаться анархией, – напомнил Григорян. – Спокойной ночи. Подъем у нас в десять, если встанете раньше – в комнате есть схема территории, указатель на столовую, телефон.
Он повернулся и побрел обратно к многоэтажке.
– Думаете, мне нравится быть в форсайте? – выкрикнул я вслед. В ночной зимней тишине голос прозвучал неприлично громко.
– Никому не нравится, – ответил он, не оборачиваясь.
Вздохнув, я подошел к домику. Над дверью светилась тусклая лампочка. Я отпер, вошел, нашарил выключатель.
Ну да, похоже на обычный подмосковный пансионат среднего уровня. Комната довольно большая, кровать широкая, двуспальная, рабочий стол с простеньким ноутбуком (я проверил: новенькая операционка, мессенджеры, пакет «офиса», интернет есть и весьма шустрый), пара кресел, телевизор (экран не блескучий, разумеется), шкаф с посудой, чайником, парой бутылок минералки. Холодильник – даже не мини-бар, а настоящий, хоть и маленький. Я сбросил обувь, заглянул в холодильник – тот оказался набит продуктами. Увидев свой любимый «йогурт коломенский», я шумно вздохнул.
Достал бутылку минералки (тоже тот сорт, что предпочитаю). Открыл коробочку.
Простая белая капсула.
Стимулятор форсайта, значит…
«Форс».
Я еще никогда не испытывал два форсайта за ночь. Даже не думал, что такое возможно.
Капсула отправилась в рот. Я запил ее водой. Заглянул в ванную (приличная сантехника, но не блестящая, а матовая), пластиковая душевая кабина с кучей форсунок, но со снятым зеркалом. Унитаз, разумеется. Запас туалетной бумаги, шампуни, душ-гель, мыло, зубная щетка и паста, одноразовые бритвы и пена для бритья… Ничего не забыли.
Вернувшись в комнату, я разделся, забрался в кровать. Выключил свет – все было под рукой, и розетки для зарядных устройств, и лампа, и центральный выключатель. Подушка удобная, одеяло легкое и в меру теплое.
Все для удобства подопытных мышек.
Но я вдруг понял, что мне действительно интересно происходящее.
Мир стоит на краю пропасти и скоро сделает шаг вперед.
Это от меня никак не зависит… но интересно же посмотреть заранее, что там, на дне пропасти!
Форсайт от обычного сновидения отличаешь сразу.
Сон – это сон. Какой бы он ни был подробный, но ты всегда чувствуешь его нереальность. Все вокруг словно бы плывет, становясь ясным лишь там, где концентрируешь внимание.
Вот и мне вначале снился сон, обычная белиберда, в которой я был школьником, потом как-то сразу оказался в институте и мучительно пытался решить задачу, но формулы растекались и плясали перед глазами, а потом мне потребовалось рассказать какому-то иностранцу, что надо посмотреть в Москве, причем он не понимал ни русского, ни английского, и я махал руками, будто персонаж комедии…
А потом я услышал шорох и проснулся.
Точнее – выскочил в форсайт.
Было темно и холодно. Какое время года в форсайте – я не знал, мне кажется, тут гораздо меньше сезонные перепады температур. Но ночью явно минусовая, не зря же сыпется мелкая снежная крупка.
Я по-прежнему лежал у стены, замотавшись в горы одежды и одеял. Подушка под головой даже слегка согрелась. Однако разглядеть я ничего не мог.
Пошарив рукой (движение явно осталось от того меня, который обитает в Мире После), я достал из-под подушки фонарик. Там же лежал и нож.
Но свет я включать не стал, потому что шорох повторился. Он шел с улицы, из-за окна. Нехороший шорох, будто что-то огромное, длинное, чешуйчатое терлось о стену дома, слепо шарило, принюхивалось…
Звук прекратился.
Почему у меня нет нормального оружия? Почему в этом кошмаре увалень Миша ходит с громадным пулеметом, а я только с ножом?
Из-за стены вновь послышалось шуршание. Зашелестела рвущаяся пленка, которой было затянуто окно. Звякнула решетка.
Я лежал, обмирая, затаив дыхание.
И почему-то твердо знал – свет включать нельзя. Свет мне не поможет.
Решетка загремела, будто ее дергали со всей силы.
Я сжал рукоять ножа, но доставать его из ножен не стал.
Снова загремело. Подуло холодным, ледяным.
И мягкий, тонкий голос – то ли девушка, то ли ребенок – произнес:
– Кто здесь? Кто здесь? Мне страшно…
Вот же новость, а мне, можно подумать, весело!
Чертова таблетка, чертов Григорян, чертов Центр изучения форсайта!
Глава четвертая
Когда ты в форсайте, то не владеешь памятью себя из будущего. Но какие-то базовые вещи, на уровне инстинктов, остаются. Тот я, из Мира После, знал, что отзываться нельзя – точно так же, как нельзя сейчас включать свет или убегать.
Но во мне все вопило: «Ответь, зажги фонарь, спасайся бегством!»
Это ведь самые простые инстинкты, самые древние. Если с тобой заговорили – попытайся договориться. Если не знаешь, в чем опасность, посмотри. Если бороться невозможно – убегай.
Я вцепился зубами в запястье, чтобы не закричать. Лежал, покрываясь холодным липким потом.
– Помогите, пожалуйста… помогите…
Если бы решетка периодически не начинала трястись с такой силой, будто ее слон бивнями поддевал, я бы не выдержал, отозвался.
– Тут так темно и страшно… – продолжал жаловаться голос. – Так одиноко…
Еще один рывок решетки. Выдержит или нет?
Скрежет. Но не чисто металлический, а словно исполинские челюсти пытаются грызть железо. Противный, скрипящий скрежет…
Потом все затихло.
Тварь, едва не вырвавшая решетку, ушла?
В форсайтах я встречал четыре вида монстров.
Во-первых, летающие твари. Они обычно кружат где-то в облаках, порой выныривая вниз, но никогда не спускаясь к улицам. На вид они странные, хотя толком я их не разглядел. Широкие неровные крылья, словно покрытые не перьями, а чешуей или кожей, короткое и раздвоенное