— Ты злишься? — поднял брови Лек.

— Да, — коротко бросил Каес. — Злюсь, потому что ты не спрашиваешь главного!

— А ты можешь ответить? — Лек удивленно наклонил к плечу голову, но тут же вновь оскалил зубы: — Я думал, что главный вопрос следует задавать старшему шаману, да он… не любит меня.

— Разве ты женщина или ребенок, чтобы любить тебя? — сам расхохотался в ответ тан. — Ты же смеешься над ним! Зачем ты на празднике первой травы вытащил горючие порошки из-под войлока? Захотелось пошутить над стариком?

— Ты вспомнил давнюю историю… — Лек презрительно скривил губы. — Тогда мне было всего лишь десять, и я не знал, что шаману дозволительно обманывать хеннов. Я был уверен, что боги и в самом деле бросают на его войлок пригоршни звезд. Он жульничал!

— Они бросают, — проворчал Каес, покусывая верхнюю губу. — Но сюда! В голову! Или ты думаешь, что Кирас слабый колдун?

— Пока что мне не приходилось почувствовать его силы, — уклонился от ответа Лек.

— Он злопамятен… — Каес с трудом дотянулся до собственной пятки и поскреб ее желтыми ногтями. — К тому же он не любит не только тебя. Кирас вообще никого не любит. Впрочем, он не помог бы тебе с ответом — даже если бы любил тебя, как родного сына! Нет, Лек. Конечно, духи, с которыми советуется Кирас, могут ему что-то подсказать, но они не могут знать дня моей смерти! Я — великий тан, а не пастух!

— Я сам мог бы сказать кое-что об этом, — стал серьезным Лек. — Конечно, если ты согласен слушать меня.

— А ты думаешь, я позвал тебя развлечься с наложницами? — поднял брови Каес.

— Зачем мне знать день твоей смерти? — сузил глаза Лек. — Чтобы лишиться покоя? Я даже не хочу знать дня своей смерти. Тот, кто знает конец пути, отсчитывает шаги, тот, кто не знает его, — дышит и радуется.

— А разве тебе не интересно, чье имя выкрикнут глашатаи, когда я оставлю владычество над степью? — прищурился отец. — Неизвестность не лишает тебя покоя? Все твои братья отметились в чаше для пожертвований Кираса! Некоторые не единожды! А кое-кто осмелился поинтересоваться — можно ли ускорить мое путешествие за полог смерти!

— Когда-нибудь я с интересом прислушаюсь к крику глашатая, но не собираюсь задумываться об этом теперь, — качнул головой Лек. — Тем более что война не окончена и пройти тропою смерти может любой из твоих сыновей, в том числе и я. Думаю, что мои шансы на скорую смерть даже предпочтительнее прочих…

Лек склонил голову и добавил после паузы:

— И еще я думаю вот о чем: когда Единый вяжет на своей плетке узлы, отмеряющие рождение и смерть, ему все равно, чьи волокна трепещут в его пальцах — пастуха или великого тана.

Тан раздраженно пожевал нижнюю губу. Улыбка вернулась на губы младшего сына, но глаза его были серьезны. Страшные у него были глаза. Наверное, такие же глаза были и у молодого Каеса, когда он превращался из простого пастуха в тана своего рода, вот только тогда он не мог их видеть: не водилось никаких, даже бронзовых, зеркал в кочующем по степи племени.

— Тогда что же еще может сказать тебе шаман? — презрительно скривил губы тан. — Почему мертвые поднимаются и бросаются в воды Лемеги? Этого и шаман не знает. Одно ясно: колдовство это. Безумное колдовство! Но я не верю глупостям, что колдуны-риссы, вышедшие из-за пелены, или конг Скира собирают армию мертвых, чтобы противостоять воинам степи. Это невозможно!

— Я не об этом, — покачал головой Лек. — Я знаю, что докладывают тебе лазутчики. Заклятие древних колдунов, которых сайды и баль считают богами, разрушено, и город умерших призывает к себе тех, над кем властвует. Оттого же рассеялась пелена, выпустив из Суррары рисское воинство. И мне не только известно, что подобной магией не владеет ни один хеннский шаман, — она неподвластна и сайдам. Но мой вопрос не об этом. Кто зовет тебя, отец?

— Ты слышишь? — поразился Каес.

— Да, — коротко ответил Лек.

— Ты слышишь… — задумался тан и опять потянул за витую шнуровку, опять поднес к носу сухую траву.

— Я слышу голос, который призывает тебя идти до предела земли, чтобы полить ее кровью, — расправил плечи Лек. — Не до пределов города умерших, хотя голос и раздается оттуда, а дальше, до границ, до площадей самого Скира. Я слышу голос, который призывает тебя завалить Оветту трупами втрое против уже исполненного. Я слышу голос, который обещает тебе силу и молодость. Кто это? Что за магия приносится ветром? Кто зовет тебя, отец? Это человек или…

— Так ты слышишь… — потрясенно пробормотал Каес. — Шаман не слышит, а ты слышишь… И я слышу. Поэтому и стою тут, не перехожу берега Лемеги. Думаю и… жду! Никто и никогда не приказывал Каесу!

— Разве это приказ? — не понял Лек. — Это зов. Но не следует ли откликнуться? Или тебе жалко недостойных, что убежали за Лемегу, что скрываются за борскими башнями, что ушли в горы? Или ты не хочешь вернуть силу и здоровье?

— У меня еще достаточно сил и здоровья! — прошипел Каес.

— Откликнуться можно и для того, чтобы уничтожить зовущего! — склонил голову Лек. — А что, если это голос судьбы?

— У судьбы нет голоса, — медленно обронил Каес. — Собирайся.

— Куда ты отправляешь меня, отец? — вновь заискрился добродушием Лек.

— В Риссус, за бывшую пелену. Гонца прислали колдуны, хотят что-то предложить. Или ты думаешь, что они просто так вывели к Деште только жалкие пять тысяч воинов? Не столь они глупы, чтобы бросить собственное царство под копыта степной коннице, в угоду скирскому конгу! Собирайся, Лек. Как соберешься, придешь сюда. Мне нравится говорить с тобой.

Сын поклонился и шагнул к пологу. Тан перевел взгляд на лицо рослого раба-великана, который, как и все телохранители, был лишен языка. Лоб и щеки несчастного мгновенно покрылись каплями пота. Ужас сковал лицо. Точно так же тана боялись и его сыновья. Все, кроме Лека. Значит, он слышит… Значит, сумеет противостоять шаману. Выходит, именно младшему сыну сменить его в главном шатре. Сыну наложницы.

— Нелегко тебе придется, Лек, — прошептал Каес и закричал в голос: — Свитак!

— Да, всемилостивейший!

— Не забыл? Всю округу переверни, но хорошего лекаря или местного мага найди!

— Так порезали всех магов и лекарей, — пролепетал Свитак. — Сам старший шаман казнями руководил.

— Ищи, Свитак, — утомленно повторил Каес. — Плох тот лекарь или маг, что дает лишить себя жизни. А мне хороший нужен! Понял?

Башни Борки были столь высоки, что, по рассказам самозваных знатоков, если бы при осаде крепости кому-нибудь из защитников вздумалось плеснуть горящей смолой с самого верха, то до осаждающих долетели бы, скорее всего, еще горячие, но уже твердые комья. Вот только никому и в голову не приходило заняться чем-то подобным, поскольку никто