И это был тот самый священник из Ватикана, с которым братья столкнулись в своем любимом ресторанчике несколько месяцев назад.
Отец Лукас не верил в заговоры, которые так нравились его брату. Тем не менее он отошел за угол дома, пользуясь тем, что его до сих пор не заметили, и стал следить за этой парой.
Немного пообщавшись, собеседники распрощались. Альберт отошел на пару шагов и присел на ближайшую скамеечку, а ватиканский гость направился прямо к перекрестку, за которым скрылся отец Лукас. Тот мгновенно принял самый непринужденный вид и, при приближении коллеги, смиренно раскланялся с ним. И в этот момент отец Лукас вновь испытал удивление. На этот раз еще более сильное. Книга, которую держал итальянец, оказалась вовсе не Библией, как можно было бы предположить, а учебником фехтования…
* * *Спустя три четверти часа Филипп Дижон шумно вошел в «Пятый угол» и с размаху рухнул в свое старинное коричневое кресло рядом с братом, который уже расположился на их излюбленном месте возле окна.
– Устал?
– Да нет, не особо. У меня сегодня всего один урок был, да и тот с Жанной. Ты знаешь, я от нее не устаю.
– Однако я сказал бы, что выглядишь ты довольно потрепанным, – отец Лукас не спешил рассказать о своих наблюдениях возле фехтовального зала, намереваясь сперва выслушать брата.
– Потрепанным? Да, пожалуй, так. А вот ты скажи мне, случалось ли у тебя в жизни такое: ты занимаешься каким-либо своим, сугубо личным делом, ну, например… какие там у тебя могут быть личные дела?
– Молитва подходит?
– О! Да! Так вот, значит, ты погружен в молитву. Один на один со Всевышним, свечи горят, кругом эти ваши запахи – в общем, полная идиллия. Представил?
– С легкостью!
– Вот. И тут вдруг ты обнаруживаешь, что все не так уж и гладко! Прямо перед собой ты замечаешь… Ну кого там?
– Посланника диавола?
– Нет-нет, помельче! Скажем, какого-нибудь еретика, от которого тебе житья никакого нету! И вот стоит этот еретик и на тебя смотрит. И главное, все, что ты говоришь, внимательно слушает. А глаза у него при этом не как обычно, а довольно умные…
– Какую интересную историю ты только что рассказал! Значит, сегодня утром ты уединился для молитвы…
– Да нет же, черт бы меня побрал! – Филипп наконец отбросил деланую сдержанность и стукнул кулаком по столу. – Я не уединялся для молитвы по крайней мере последние пять лет! У меня для этого брат есть. Но зато я сегодня давал индивидуальный урок нашей племяннице Жанне!
– Да что ты говоришь!
– Да! И вот, когда мы разобрали с ней все святые истины, касающиеся моей классики, когда я произнес вслух то, что предназначалось только для ее ушей и ни для кого более, тогда нашим удивленным взорам предстал…
– Неужели еретик?!
– Да нет! То есть да! Самый злостный и тупой еретик, посланный мне во испытание! Этот Альберт пробрался тихонько в зал, спрятался под балконом и просидел добрую половину тренировки, пока мы с Жанной его случайно не обнаружили! Я чувствовал себя обокраденным, проворовавшимся и голым одновременно!
– А Жанна?
– А что Жанна? – Маэстро откинулся в кресле с напускным безразличием. – Ты же знаешь, ей нравится всякая гадость. Сначала лягушки и змеи, затем журналы с картинками, а теперь вот – беспомощные мужчины. Кажется, она благоволит к этому Альберту. Во всяком случае, ее приказы он уже выполняет, и в магазин к Леону они сейчас пошли вместе. Только бы на них не напали уличные хулиганы! Потому что, если Жанне придется защищать этого Альберта в уличной драке, любовь гарантирована!
Половина того, с чем сегодня столкнулся отец Лукас, получила более-менее внятное объяснение. Влекомый каким-то своим интересом, Альберт тихонько прокрался в фехтовальный зал в то время, когда Филипп давал урок, и спрятался под галереей. Интерес Альберта, похоже, очевиден – красавица Жанна. Ну и, как только Альберт был обнаружен, последовала суровая расправа – отповедь и позорное удаление из зала. Благо что не навсегда. А вот что общего у Альберта с посланцем из Ватикана, и с какой стати у этого посланца учебник фехтования под мышкой? Отец Лукас решил начать с последнего вопроса:
– Смени гнев на милость, брат. Любовь – прекрасное чувство во всех своих проявлениях. Лучше помоги мне уяснить вот что: о чем таком интересном пишут в учебниках фехтования?
– Весьма странный для священника вопрос. Ничего интересного в них не пишут.
– Вот как? А мне казалось, что это священные скрижали вашего цеха!
– Вот еще! Если это и скрижали, то только для дураков. Хотя таких в нашем цехе, конечно, хватает.
– А разве эти учебники не содержат незыблемые истины, равные и необходимые всем фехтовальщикам?
– Ну, парочка прописных истин в любом приличном фехтбухе, конечно, содержится. Только эти истины так затерты, что уже давно превратились в банальность. Что же касается подлинных истин, глубоких истин о фехтовании, то их там нет и быть не может.
– Даже если авторы этих учебников достойные и признанные мастера?
– Тем более если авторы этих учебников достойные и признанные мастера! Ну, к примеру, посуди сам: не существует в мире ни одного учебника, который расшифровывал бы смысл и значение концепции противоестественности. А ведь это краеугольный камень всей фехтовальной классики в любом виде оружия.
– Не существует?
– Нет, уж поверь мне! Если ее там и можно разглядеть, то только на картинках. И то это, скорее, заслуга художника, а не автора. Далее, про элементарную последовательность «рука – ноги» в этих учебниках, конечно, написано. Но, для чего именно эта последовательность нужна и как она работает, ты тоже не прочитаешь. Оно и понятно: чтобы раскрыть суть, смысл техники показа укола, начинать надо, опять же, с противоестественности, а о ней молчок, как бы табу. Теперь – позиции. Каждый автор считает своим долгом перечислить все известные позиции, от примы до октавы. Причем заметь, эти самые позиции известны не только самим авторам, но и самым последним ученикам самой ничтожной школы. Эти позиции известны буквально всем! Так вот, перечислив всем известные позиции с пунктуальностью маньяка, наш автор, как по волшебству, замолкает. И действительно ценная информация о том, что для постановки каждой позиции существуют специальные способы, и этих способов ровно восемнадцать, утаивается.
– Но почему?
– Видишь ли, дорогой брат, учителя фехтования всего мира проживают свой век