В какой-то момент маэстро Дижон с удовлетворением отметил, что дело сдвинулось с мертвой точки, и странный бездарный ученик с телом полубога начинает поддаваться таинственной мистерии учебного процесса. И тогда он приступил к самому главному и сложному элементу сегодняшнего урока – атаке с выпадом:
– И, наконец, мягко потянитесь рукой вперед, незаметно, но уверенно – так, как будто просите милостыню у случайного прохожего, так, как будто бы вы всего лишь собираетесь коснуться края его одежды, а затем резко и внезапно выстрелите ногами! Ваши ноги должны стать взрывом!
И тут едва заметное понимание, которое маэстро Дижон только что наблюдал в движениях нового ученика, мгновенно исчезло. Альберт как следует замахнулся и, разрушая все старинные каноны, сделал выпад, способный покрыть несмываемым позором любую фехтовальную школу. Учитель вздрогнул. Может быть, он просто издевается, этот ученик? Да нет, слишком много искреннего старания вкладывает новенький в процесс обучения, слишком он пытливый и внимательный. Только вот как можно быть таким бездарным? Маэстро снова (в который уже раз?) взял себя в руки:
– Должен вас огорчить, молодой человек, вы только что выполнили очень плохое движение. Но хуже всего то, что вместо показа укола вы сделали замах, поправ тем самым все основы фехтовальной культуры.
– Маэстро, но показ укола представляется мне настолько надуманным движением, что его и сделать невозможно, – Альберт не в первый раз обратился к учителю с вопросом, и учитель уже знал, что это будет совершенно идиотский вопрос. – Я стараюсь, но не понимаю, как можно мягко тянуться к противнику, которого собираешься проткнуть? Разве не правильнее, не естественнее было бы с решительным замахом вогнать в тело врага добрую половину своего клинка?
Маэстро почувствовал некоторую растерянность от того, что ему сейчас придется объяснять азбучные истины достаточно взрослому человеку. Обычно ученики не задают подобных вопросов, принимая на веру слова фехтмейстера. Обычно ученики добросовестно выполняют базовые задания и спешат, спешат продвигаться все дальше, узнавать все больше, чтобы скорее приступить к практическим занятиям, чтобы скорее стать лучшим в школе Дижона и, возможно, в дальнейшем превзойти самого старого учителя. Глупо, но вполне естественно. Естественно… Нет, это не обычный ученик!
– Именно, молодой человек, именно так, как вы сказали! Гораздо естественнее было бы с размахом воткнуть в ближнего своего пару пядей стали! И именно так и поступают в своих кабацких стычках непосвященные простолюдины. Но один из главных секретов нашего искусства как раз таки и заключается в противоестественности! Слышали ли вы когда-либо выражение «сверхъестественные возможности»? Конечно, слышали! И не знаю, как вы, а я лично всегда мечтал, всегда стремился овладеть этими самыми сверхъестественными возможностями. Так вот представьте себе, что сверхъестественные возможности не открываются естественными путями! Путь к ним возможен только через противоестественное! Именно эту сакральную истину открыли наши предки столетия тому назад, приступая к созданию самого противоестественного, самого искусственного и искусного боевого искусства.
И посмотрите на нашу боевую стойку. Разве она естественна? Разведенные колени, вывернутая рука, задранный подбородок… А наши передвижения? Не говоря уже, конечно, о принципе показа укола. Нет, люди так не сражаются! Зайдите в кабак и посмотрите, как дерутся обычные, естественные, люди. Они дерутся естественно и с весьма лимитированной эффективностью. А так, как мы, сражаются только бессмертные боги! Забудьте о своих общечеловеческих навыках и привычках, доверьтесь божественной технике, которую я вам передаю, иначе же вы просто зря потратите свои деньги и мое время.
– Маэстро Дижон, а с сугубо практической точки зрения, что дает показ укола?
Учитель вновь почувствовал раздражение, но на этот раз уже не попытался его скрыть. В самом деле, какого черта? Он только что открыл этому переростку-недоучке метафизические фехтовальные истины такой глубины, после которых любой ученик должен был бы впасть в религиозный экстаз и далее спокойно, усердно радовать наставника скромными успехами. А этот, только что услышав то, за что в свое время люди платили жизнями, задает приземленный вопрос о практической значимости показа укола!
– Ну что же, с практической значимостью все просто. Показ укола важен для нас по трем причинам: первое – он обеспечивает конструктивную точность укола; второе – он позволяет преодолевать защитное сопротивление противника; и третье – он предотвращает успешные контратаки с его стороны. Однако на этом наш урок завершен. Если вы пожелаете продолжить обучение, запишитесь на следующую неделю у Марка.
Когда Альберт, со словами благодарности и видимым сожалением, пожимал левую руку[1] учителю, Филипп понял: новенький не собирается оставлять его в покое и непременно запишется на следующее занятие. «И досадно, и в то же время хорошо», – думал маэстро, глядя, как тот спускается по ступенькам и неловко торопится в раздевалку. Стоимость индивидуального урока у маэстро Дижона за последние годы выросла до совершенно неприличного уровня, и количество учащихся заметно сократилось. В былые времена учитель, не задумываясь, указал бы такому зануде на дверь и даже не потрудился бы объяснять причины отказа. А теперь еще один платежеспособный ученик явно бы не помешал.
Хотя… как можно быть таким тупым?!
Маэстро подошел к самому краю балюстрады и проводил Альберта глазами. Внизу две пары начинающих фехтовальщиков аккуратно отрабатывали друг с другом парады и рипосты, а под самой балюстрадой о чем-то негромко, но оживленно спорили еще несколько учеников. Учитель прислушался.
– Говорю я вам, – горячился молодой офицер, – наше искусство уже давно утратило свой изначальный смысл!
Его фехтовальный колет был совершенно мокрым от пота, но офицер довольствовался лишь тем, что расстегнул пару верхних пуговиц. Говорил он как иностранец, с небольшим акцентом, а его небольшие, но лихо закрученные черные усики топорщились, как рожки майского жука.
– Но, раз так, Серж, зачем же тогда ты здесь занимаешься? – пробасил его собеседник, высокий и плечистый здоровяк по имени Пьер.
– Так ведь я занимаюсь для здоровья, а также для развития ловкости, смекалки… Англичане называют это словом «спорт»! А когда я говорю про смысл, я имею в виду изначальную, природную функцию фехтования, я говорю о его буквальном применении, я говорю о возможности уничтожения противника!
– И что же, – не понял Пьер, – разве фехтовальщик не способен уничтожить противника?
– Пьер! Ну вот почему ты такой тугодум?! Я тебе про реальное применение говорю, изначальное, воинское! А в современной войне противника уничтожают пули и снаряды! Пули, снаряды, гранаты, понимаешь ты? Современная война – это комбинация марш-бросков и окапываний, борьба систем снабжения, провиант и боеприпасы, маскировка… Порой исход большого сражения решает такая мелочь, как изменение погоды и теплые шинели, которые одной армии успели доставить, а другой – нет! Словом, места для фехтования здесь не осталось!
Пьер, казалось, стушевался под таким напором аргументов, однако