Юлий не любил ответственности, хотя прекрасно понимал, что за других людей в армии не отвечают только рядовые. Однако он старался свести свою личную ответственность к минимуму. Он вел себя так, что его редко назначали командиром группы, старался пилотировать только одноместные корабли, а когда был ведущим, то рекомендовал ведомому не лезть в самое пекло, предпочитая влезать туда первым.
Похоже, что завтра ему придется отвечать не только за себя, но еще за четырнадцать человек, в том числе за Карсона и Клозе. Ой, как погано, подумал Юлий.
— Это полный идиотизм, — говорил тем временем Карсон. — Чертов крейсер можно и отпустить, от одного корабля тетрадона Империя не обеднеет. И чертов космодром тоже может подождать. Для нас главное — избавиться от этих чертовых пулеметов, этим мы и должны были заниматься. Но чертово начальство решило, что мы, лихие леталы, способны накрыть три чертовы цели разом, и завтра нам порвут наши чертовы задницы.
— У тебя очень бедный словарный запас, — заметил Клозе. — Флот во все времена держал пальму первенства в области виртуозных ругательств, но из-за таких людей, как ты, Карсон, наше лидерство может попасть под сомнение. Неужели ты не можешь подобрать других эпитетов, кроме слова «чертов»?
— Это я волнуюсь, — объяснил Карсон. — А когда я волнуюсь, я не забочусь о выборе слов.
— Зря, — нравоучительно сказал Клозе. — Правильно подобранное словцо может облегчить душу.
— Ты совсем не нервничаешь? — спросил Карсон.
— Все там будем, — сказал Клозе, неопределенно махнув рукой то ли в сторону пола, то ли в сторону барной стойки.
— Я не хотел бы торопиться, — сказал Карсон.
— Это армия, — терпеливо объяснил Клозе. — А армия славится тем, что в ней никто не может выбрать дату своей собственной смерти.
— Зато может назначить дату смерти своих подчиненных, — заметил Юлий.
— Это называется «вертикалью командования», — сказал Клозе. — Полковники и майоры указывают, когда умирать капитанам и лейтенантам, генералы и адмиралы назначают рандеву с костлявой полковникам и майорам, а император волен отправить генералов и адмиралов в пасть дьяволу в любой момент по его собственному желанию.
— Твои бы слова да контрразведчику в уши, — сказал Юлий.
— Плевать я хотел на контрразведчика, — сказал Клозе. — Если завтра мы вернемся на базу, то мы будем героями, а если нет — покойниками. Ни тех, ни других мнение контрразведки не интересует.
— Всю жизнь мечтал стать героем, — сказал Дэрринджер.
— Это армия, — сказал Клозе. — Здесь каждый может стать героем, но у большинства это получается посмертно.
— Я смотрю, ты тоже не любишь армию, — сказал Юлий.
— Я никого не люблю, — объявил Клозе. — Я — эгоист и нарцисс. Я люблю только самого себя, а на окружающих я плевать хотел. Мир безумен, и ваша армия — лишь единичный случай кретинизма в ряду всеобщего помешательства.
— Точь-в-точь то, что я сам чувствую, — сказал Юлий.
— Значит, мы понимаем друг друга, — сказал Клозе, и они пожали друг другу руки.
— Но героями мы на этой войне не станем, — сказал Юлий.
— Это еще почему? — встрепенулся Дэрринджер. Видать, ему очень хотелось стать героем.
— Во-первых, потому что это не война, а антитеррористическая операция, — сказал Юлий. — А во-вторых, чтобы стать героем, надо как минимум знать, за что ты воюешь.
— В смысле? — спросил Дэрринджер.
— Вот за что ты здесь воюешь? — спросил Юлий.
— За территориальную целостность Империи, — сказал Дэрринджер.
Клозе фыркнул.
— Чушь, — сказал Юлий. — Пропаганда для новобранцев, обычная лапша для легковерных. Сам подумай, как эти гады всерьез собираются быть независимыми от Империи, если Империя окружает их долбанную планету со всех сторон? Это ж абсурд.
— А чего они тогда воюют?
— У тебя мозги есть? — спросил Юлий.
— Где-то были, — сказал Дэрринджер.
— Так вытащи их из того места, где они у тебя находятся, и вставь их туда, где они должны быть, — посоветовал Юлий. — Все просто, как навигация в трехмерном пространстве. Война тянется уже фиг знает сколько с лишним лет. Неужели ты всерьез полагаешь, что вся военная мощь Империи не смогла бы за это время подавить сопротивление какой-то вшивой кучки повстанцев?
— Теоретически могла бы, — сказал Дэрринджер. — Ну так на деле же не смогла.
— Потому что не хотела, — сказал Юлий.
— А почему не хотела? — спросил Дэрринджер.
— Потому, что эта война кому-то выгодна.
— Кому выгодна? — спросил Дэрринджер.
— Фамилий и должностей я, извини, не знаю, — сказал Юлий. — Но любой здравомыслящий человек поймет, что эта война — лучший способ искусственно поддерживать высокие цены на тетрадон.
— Да? — удивился Дэрринджер.
— Я, конечно, идиот, — признался Клозе. — Но по сравнению с тобой я выгляжу гением. Ты не мог бы после отставки время от времени составлять мне компанию, чтобы поднять мой авторитет в глазах гражданского народонаселения?
— По-моему, ты хочешь меня обидеть, — сказал Дэрринджер.
— Тебе просто показалось, — сказал Клозе.
— Сыграем в покер? — предложил Карсон. — Кто знает, представится ли нам еще такая возможность.
— Представится, — успокоил его Клозе. — В аду разрешены азартные игры.
— Так будем играть или нет?
— Это идти надо, — сказал Юлий. — А идти мне лень.
— Не надо никуда идти, — сказал Карсон. — У меня колода с собой.
— Крапленая? — поинтересовался Дэрринджер.
— Маньяк, — констатировал Клозе.
Карсон вытащил из кармана засаленную колоду карт и принялся тасовать их движениями заправского шулера.
Тут же рядом со столиком нарисовался капитан Стивенс, которому, судя по всему, предстояло руководить атакой «синих». Ему было тридцать, он был аристократ и выходец с Земли и вот-вот должен был получить звание майора. Стивенс был очень осторожным пилотом и потому нравился Юлию.
— Во что играете? — спросил Стивенс.
— Пока ни во что, — сказал Клозе.
— А во что собираетесь играть? — терпеливо спросил Стивенс.
— В покер, — сказал Клозе.
— Я присоединюсь?
— Почему нет, — сказал Клозе. — Чем больше народу, тем больше денег огребет Юлий в конце игры.
Юлий церемонно поклонился, не вставая со стула.
— Я рискну, — сказал Стивенс и подвинул свободный стул. Клозе и Дэрринджер потеснились, давая ему место.
— Пять карт, играем в открытую, — объявил Карсон, сдавая по две карты рубашкой вверх. — Джокер в игре, максимальная ставка не ограничена, но имейте совесть, джентльмены. Помните, что мы можем элементарно не успеть потратить свой выигрыш. Главное — наслаждение игрой.
Карсон сдал еще по три карты рубашкой вниз. Юлию пришло две десятки в открытую, и он поставил два доллара, даже не заглядывая в закрытые карты. Его поддержали все, кроме Дэрринджера, который сразу сбросил карты, получив непарную мелочь.
— Что вы думаете по поводу предстоящей завтра мясорубки, капитан? — поинтересовался Клозе.
Перед тем как ответить, Стивенс закурил трубку. Трубка у него была неправильной формы и очень уродливая, она была сделана из остатков спасательной капсулы, в которой Стивенс выбросился с подорвавшегося на кумулятивной мине крейсера. Это было во время войны с космическими пиратами, на которую Юлий, к своему великому счастью, опоздал. Сектор очистили от пиратов и без его участия. К сожалению, с сепаратистами этот номер не прошел.
— Я думаю, что завтра будет весело, — сказал