Утром Юлия вызвал к себе контрразведчик.

Майор Дэвис воспринимал свое назначение на базу 348-М как ссылку. Поскольку ему не удавалось забавляться в боевых вылетах, пилоты и механики сторонились его, а общаться с рядовым составом он считал ниже своего достоинства. Майору Дэвису было куда скучнее остальных, и он развлекался, подозревая окружающих во всех смертных грехах, особенно если таковые грехи карались расстрелом.

Впечатление о его работе немного смазывалось тем фактом, что на базе за весь период его службы так никто и не был расстрелян, но майор Дэвис не терял надежды и старался вовсю.

Когда Юлий вошел в кабинет майора, на большом дисплее контрразведчика красовалось его личное дело с фотографиями и отрывками из официальной хроники. Юлий ненавидел свое досье. На его взгляд, для двадцати пяти капитанских лет оно было неприлично объемным.

Юлий со всем возможным комфортом попытался устроиться в неудобном кресле для посетителей и вперил в майора взгляд своих невинных глаз.

— Доброе утро, капитан, — сказал майор.

— Утро — это то время суток, которое я предпочитаю проводить в постели в бесчувственном состоянии, называемом сном, — сказал Юлий. — А потому оно по определению не может быть добрым, если я сижу в дурацком казенном кресле и меня готовятся допрашивать.

— Как знаете, — согласился майор. — Кстати, нашу беседу никак нельзя назвать допросом.

— А как ее можно назвать?

— Это будет длинный и обстоятельный разговор, — сказал майор.

— Замечательно. — Юлий достал из кармана длинную и обстоятельную сигару, обрезал ее ножичком с золотой рукояткой, на которой был выгравирован герб его рода, стараясь держать ножик так, чтобы герб был хорошо виден майору. Спрятав ножик, он долго раскуривал сигару от золотой зажигалки с тем же гербом, а потом выпустил по направлению к майору клуб дыма.

— Вообще-то я не курю, — сказал майор.

— Это хорошо, — кивнул Юлий. — Это значительно экономит деньги, ибо пересадка легких — весьма дорогостоящая операция.

— Почему вы позволяете себе курить в моем кабинете?

— Курение на военной базе запрещено только в технических помещениях, к коим ваш кабинет причислить невозможно, — объяснил Юлий. — Так что своей сигарой я не нарушаю никаких правил.

— Но вы могли бы спросить меня, не имею ли я чего-нибудь против вашей сигары.

— Зачем? — спросил Юлий. — Я же знаю, что вы против.

— Я не говорю уже о правилах элементарной вежливости, но я старше вас по званию.

— Я не нахожусь в вашем прямом подчинении, и вы не имеете права мне приказывать.

— Этим вы хотите выразить мне свое неуважение, капитан?

— Каждый понимает в меру своего собственного неуважения.

— Вы думаете, что вам все позволено только потому, что вы граф?

— Откровенно говоря, да, — сказал Юлий. — И я не понимаю, на каком основании вы можете требовать уважения к своей персоне. Уважение — это такая штука, которая предполагает взаимность, а вы выказываете человеку неуважение, вызывая его в свой кабинет. Ибо такой вызов может означать только две вещи: либо человек шпион и диверсант, либо он знаком со шпионом и диверсантом и вы хотите, чтобы он сдал своего знакомого и стал стукачом. Согласитесь, вряд ли ваш жест можно назвать проявлением уважения ко мне, так что я нахожусь в полном праве не уважать вас в ответ.

— Значит, вот так, да?

— Именно, — сказал Юлий.

— Вы думаете, я не найду на вас управу?

— Не знаю, — сказал Юлий. — Но это представляется мне маловероятным. Видите ли, майор, дело в том, что мои преступления в подведомственной вам области может расследовать только Управление имперской безопасности, а оно вряд ли будет заниматься такими мелочами, как курение в вашем кабинете. Хочу, кстати, заметить, что глава Управления генерал Краснов — старый и очень хороший друг моего отца. Я не имею в виду ничего предосудительного, генерал — весьма твердый и принципиальный человек, и если он застукает меня на каком-нибудь серьезном проступке, то расстреляет безо всяких сомнений и проволочек. Но в мелких разногласиях с контрразведкой, типа проявления неуважения к одному из ее доблестных представителей, он вряд ли примет сторону контрразведки.

Разногласия между УИБ и армейской контрразведкой, конец которым не смог положить даже авторитет лично вмешавшегося в конфликт императора, давно уже стали данностью для всех граждан Империи, хоть как-то контактировавших с любой из этих организаций, так что вряд ли Юлий сказал майору что-то новое и сильно его удивил.

— Вы — хам и наглец, — сказал майор.

— Поосторожнее с такими словами, — заметил Юлий, пуская очередной клуб дыма. — Императорский эдикт о разрешении дуэлей еще никто не отменял, а за такие слова я могу бросить вам вызов. Хоть вы и не аристократ и поединок с вами не сделает мне большой чести, но я готов пойти на такой риск. Вы хорошо фехтуете? А стреляете как?

— Я не буду с вами драться, — сказал майор Дэвис.

— Ваше право, — сказал Юлий. — Хотите иметь подпорченную репутацию?

— Я вызвал вас не для того, чтобы говорить о моей репутации.

— Отлично. Давайте поговорим о том, что вас беспокоит.

— Вчера вы говорили о том, что Империя не нуждается в столь большом военном флоте, как наш.

— Говорил. И отвечаю за каждое сказанное слово.

— Вы хотели сказать, что император проявляет недальновидность, продолжая оснащать военно-космические силы современными и более мощными боевыми кораблями?

— Про императора я и слова не говорил.

— Но приказ о формировании флота исходит от