«Все ворота закроют, — поняла Найви. — До тех пор, пока не схватят мальчишку».
Подтвердив её мысли, сзади лязгнула решётка — они были последними, кто въехал в город.
— Он пришёл вчера вечером, — сообщила Клюв-3. — Стража советует заглянуть в «Приют путника».
Найви не удивилась. Сложно не запомнить подростка, не выглядевшего бродяжкой, но путешествовавшего без родни.
— Он мог уже уйти, — бросил Клюв-2.
— Никуда он не ушёл, — отрезала главная. — Он бежал несколько дней, не спал и выбился из сил. И он почти ребёнок, а детям нужен здоровый сон. Он здесь.
Что-то в её голосе заставило Найви вздрогнуть.
Они ехали по улице, и та погружалась в тишину: захлопывались окна, закрывались двери. Ужас бежал впереди них, лился тенью… И где она ложилась, звучал шёпот:
— Ловчие… — доносилось из-за угла.
— Ловчие… — отзывались из конюшни.
— Ловчие… — вторили из проулка.
Все дома будто съёжились, бледные лица приникли к окнам. Издали нёсся детский плач — псалом скорби, взывавший к близкой ночи.
У трактира ловчие спешились. Найви стиснула платье — их скользнувшие по стене тени походили на птичьи.
— Жди здесь! — велел ей Клюв-2.
И она стала ждать.
Казалось, на неё глядит сотня глаз, хотя улица была пуста. Не выдержав, Найви скрылась в проулке. Почему-то ей стало холодно.
Совсем скоро дверь трактира открылась, и ловчие выволокли мальчишку.
Найви прошиб озноб — он еле ноги переставлял: губы разбиты, бровь тоже. Жилет порван, на рубашке кровь… наверное, из-за расквашенной брови.
Клюв-3 глянула в проулок:
— Выходи, пора ехать в столицу. Мы слов на ветер не бросаем!
Найви вышла, стараясь не глядеть на пленника. Руки его связали за спиной, — а когда связали, Клюв-1 обошёл его и ткнул кулаком под дых.
— За то, что гадом обозвал… — пояснил он рухнувшему на колени подростку.
Найви забило мелкой дрожью. Сквозь кашель мальчишки она услышала (и даже не поняла, кто из троицы сказал это):
— Нам бы фургон…
— Будет тебе фургон, — откликнулась главная. — Согласно указу его величества каждый обязан предоставить нам имущество, если оно требуется для выполнения задания.
И предоставили: Найви молча наблюдала, как старый торговец разгружал по приказу ловчих свою повозку.
Мальчишку впихнули внутрь, сама она села туда же, рядом с главной. Два других ловчих уселись на широких козлах. Старик, лишившийся лошадей и фургона, глядел на них с бессильной злобой; тащить повозку предстояло его клячам — рыже-чалым, как наледь на черепице.
— Трогай! — велела Клюв-3.
Экипаж покатил к воротам. Под взором ловчей Найви жалась к парусине. В стёклах маски отражался свисавший с балки фонарь.
Какой-то нищий проводил их хохотом и вдруг запел:
Обещаниям не верь –
В них таится лютый зверь.
Не прельщайся ложной лаской:
Ночь скрывается под маской.
Открылись ворота, фургон выехал за стену… И Найви, слыша отдаляющийся смех нищего, вдруг поняла: только что она совершила главную в своей жизни ошибку.
***
Найви открыла глаза: похоже, она задремала.
Фургон скрипел, мерно цокали подковы. Снаружи тихо подвывал ветер. На парусиновой стене дрожали тени.
Уловив взгляд мальчишки (тот ведь сидел напротив), Найви спрятала глаза.
Фонарь качнулся, будто висельник под ветром. Задвинувшись в угол, Найви вновь попыталась задремать. Разумеется, безуспешно.
— Не уснёшь… — сказал вдруг мальчишка.
Она вздрогнула.
— Теперь до утра уснуть не сможешь… — он усмехнулся. — А может, ты до утра и не доживёшь.
Маска ловчей повернулась к нему:
— Умолкни.
Но пленник её будто не слышал:
— Они боятся того, что я мог сказать — мы с тобой ведь встречались, хоть и мельком. Награды не жди: сорвёшься со скалы, или станешь добычей медведя… Дорога длинная — всякое случиться может.
— Слишком ты разговорчив, — ловчая взяла подростка за подбородок. — Твой отец говорил, что поможет нам при одном условии — если с твоей головы не упадёт ни один волос. Возьму-ка я на память… — и она вырвала пару волосков с его чёлки.
Мальчишка глядел на неё с ненавистью.
— Думаешь, я твой голос не узнал? — процедил он. — Это всё ты… ты заставила меня!..
Найви с удивлением слушала — они что же, знакомы?.. А ловчая подалась вперёд и съехидничала:
— Советую держать рот на замке… а то как ты там сказал? Сорвёшься со скалы, или станешь добычей медведя… Дорога длинная — всякое случиться может.
На скулах пленника обозначились желваки. Найви почудилось, что он сдвинулся и как-то странно заёрзал, но тут кони повернули, и она вжалась в парусину. Даже не видя тракта, Найви узнала место: Чёртов излом… Крутой поворот, для многих ставший могилой.
У неё взмокли ладони — скорей бы проехать!..
Как-то раз Найви была тут с аббатисой, и кучер перед изломом просил их помолиться. Найви сначала сочла это шуткой, но на повороте ей стало не до смеха: склон за одним бортом уходил вверх, за другим были откос и бездонная пропасть… А тракт здесь такой узкий, что два экипажа с трудом разъедутся.
Их так тряхнуло, что у неё клацнули зубы. Снаружи донеслись шорох с треском — это мелкие камни катились по склону.
— Левее, левее, — зачастил один из ловчих. — Да не вжимайся в подъём, всё равно дорога пустая.
— Поучи меня ещё!.. — огрызнулся второй (очевидно, возница). — Может, на моё место сядешь?
Фургон вдруг осел, подпрыгнув на кочке. Клюв-3 грязно выругалась.
— Вы спятили?! — проорала она. — Смотрите, куда е…
И тут пленник метнулся к ней.
Удивиться Найви не успела: ни тому, что он высвободился, ни ножу, блеснувшему в его руке. Ловчая отбила удар, и они покатились по полу. Всё случилось в один миг, как в чётко сыгранной пьесе.
Нож отлетел, с ловчей слетели маска со шляпой. В пылу схватки она умудрилась крикнуть:
— Кто из вас, кретинов, его обыскивал?!
Найви оцепенела — у её ног мальчишка и женщина колотили друг друга! Удар, вскрик, два тела врезались в парусиновый борт. Взметнулись волосы — огненно-рыжие и до дрожи знакомые…
Потом Найви увидела глаза — зелёные омуты из её давних кошмаров.
Она чуть не лишилась чувств.
А настроение айринов, как известно, передаётся животным… особенно если айрин шокирован.
И шок Найви передался лошадям.
Будь на их месте зверокрыл, всё обошлось бы — он продолжал бы полёт. Но несчастные клячи, что тащили фургон, на зверокрылов не походили; с пеной у рта они шарахнулись в пропасть. Найви бросило влево, потом вправо… Ржание перекрыло вопли ловчих, и Найви вдруг отчётливо поняла: излом в эту ночь без добычи не останется.
Словно обезумев, рыже-чалые неслись в бездну. Скользя по склону, опомнились — взрыхлили почву, стремясь остановиться. Но было поздно: скрипел гуж, трещали оглобли, колёса фургона — сначала задние — оторвались от земли, и кренясь, будто акробат на брусе, фургон перевернулся, увлекая в пропасть лошадей. Оглушённая своим воплем, Найви вылетела из повозки навстречу стылой, распахнувшей объятья пустоте.
Старики утверждают, что память прячет от нас дурное: в клетке снов запрёт боль, за вуалью забвения скроет страх. Но всё, что было в ту ночь,