В кабинете аббатисы было оживлённо — та наставляла сестёр, которых отправляла на ярмарку:
— Нужны крупы, оливковое масло, лавровый лист, перец, тмин, крупы… ах да, про крупы я уже говорила, — она взглянула на Грету: — Ты список не потеряла?
— Нет, матушка… Апчхи!
— Тебе что, не здоровится?
— Нет, матушка… АПЧХИ!!!
— Ясно, не здоровится…
— Она вчера под дождь попала, — ввернула Эмили.
— Вот как? — аббатиса растерялась, и все знали, почему: лучше Греты в пряностях не разбирался никто, кроме…
Найви выскользнула из-за стеллажа, к которому старательно жалась:
— Я могу пойти за неё!
Все уставились на девочку.
— Я мимо шла… — невинно бросила Найви.
— Ты наказана! — вскинулась Зара.
Но жест аббатисы заставил её умолкнуть:
— Найви различает запахи лучше любого их нас. Забыли, что у айринов отменное обоняние? Уж кто-кто, а Найви плохих специй не купит.
Вообще-то это было чушью — обоняние Найви ничем особым не отличалось. Но люди наделяли айринов самыми разными качествами; что уж там обоняние, когда многие болтали, будто айрины не спят!
И Найви не стала опровергать этот миф: во-первых, она и впрямь разбиралась в специях (недаром Грете на кухне помогала), во-вторых, если обоняние — это то, что приведёт её на ярмарку, значит, так тому и быть.
В итоге Найви отправилась вместо Греты, предусмотрительно скрыв платком волосы. С ней были Алисия и Эмили, причём ехать молча Эмили не могла: сидя на облучке, та пела «Шаловливую Бет»:
Покои мои луна обольёт серебром,
Певун-соловей из чащи ночной прокричит,
Ты тенью недвижной замрёшь под заветным окном,
Стремясь на горячее пламя запретной свечи.
Служанки избавят меня от ненужных одежд,
И в ванне вода засверкает под жарким огнём.
А ты будто сам полыхаешь от дерзких надежд,
И словно полуденным солнцем ты мной ослеплён.
Мои волосы золотом нежным сольются до плеч,
Моя кожа как бархат, а очи пьянят, словно грог.
За губы мои ты и жизни не станешь беречь,
Окно распахнёшь и вихрем ворвёшься в чертог.
— Гарх всемогущий, где ты этого набралась?! — Алисия покраснела как помидор.
Эмили ничуть не смутилась:
— Это пела дочь кузнеца, а я подслушала!
Найви спрятала улыбку: вот увидел бы кто — послушница распевает «Шаловливую Бет»!.. Услышь это Зара, и прополкой грядок Эмили бы не отделалась…
Фургон трясло, сквозь тент пробивалось солнце. Не выдержав, Найви попросила Эмили остановиться и уселась рядом. Незачем прозябать в фургоне, когда можно смотреть вперёд!
Другие повозки обгоняли их с ритмичным скрипом. В честь Долгого дня на всех женщинах были венки из трав — в Прилесье считалось, что травы в этот день обладают волшебной силой, а вода в реках исцелит любого, потому как в Долгий день Властитель её и сотворил. В реке уже качались лодки, украшенные цветами: вечером их пустят по воде, нагрузив яствами в дар Гарху. Каждая семья должна была что-то приготовить, и с ночи над трактом витал аромат булочек, жареных перепелов и приправленного тмином сыра.
— Я слышала, вечером пустят фейерверки! — доложила Эмили. — Вот бы взглянуть!..
— С ума сошла? — крикнула Алисия из фургона. — До вечера мы не останемся!
Они остановились на окраине деревни. Атмосфера праздника была везде — смех, разговоры, цветочные гирлянды… Двери домов украшал остролист, и даже фургоны пестрели адонисами и азалиями.
— Нам туда, — Эмили первой пошла в низину, где над кровлями домов стелился дымок.
Кругом уже стояли шатры, на прилавках торговцев лежал товар. Звучали громкие призывы:
— Во-о-о-да, сла-а-а-дкая вода! В жаркую погоду покупайте сла-а-а-дкую воду! Попадёт она к вам в рот, все невзгоды унесёт, ваших губ она коснётся, радость жизни к вам вернётся!
— Ткани, лучшие ткани из Эль-Акзара! Нежный атлас, плотная парча, мягкий бархат! Орнаменты на любой вкус! Ткани, лучшие ткани из Эль-Акзара!
Они пошли туда, где жарились над углями сосиски и продавались пряности. Не удержавшись, Эмили купила леденцов. А вот Найви уже хотелось чего-нибудьпосущественнее.
— Кого я вижу! — к ним подскочил парень с волосами рыжими, как хурма. — Никак матушка за припасами послала?
— Отстань, Джаспер, — отмахнулась Эмили. Алисия покраснела: Найви знала, что к Джасперу — внуку мельника — та неровно дышит.
«Да без разницы, ровно или нет, — шепнул внутренний голос. — Судьбу её решили в тот день, когда привели в монастырь. Её отдали Гарху, хоть о том и не спросили — и тебя отдадут… Всего через год».
Джаспер хохотнул, веснушки его (а их у него было как хвоща на Беличьем утёсе) задорно взметнулись:
— Брось — чего сразу «отстань»? Вас в кое-то веки выпустили из мрачных келий, — Джаспер смешно нахмурился. Эмили хихикнула, но возразила:
— Наши кельи не мрачные!
— Угу, представляю… Привет, Найви!
— Привет, Джаспер! — откликнулась Найви; парень был ей симпатичен уже тем, что с ней здоровался… а ведь волосы её он видел не раз; другие, распознав в ней айрина, становились глухонемыми.
Джаспер вдруг посерьёзнел:
— Хорошо, что я вас встретил. Тут это, разговоры странные ходят… — он мельком глянул по сторонам. — Может, зайдём в «Кривую Салли»?
Эмили прищурилась:
— Джаспер, ты чего удумал?
— Да не удумал я ничего, — обиделся парень. — Просто поговорить надо.
«Кривой Салли» звался здешний трактир, хотя хозяйничала там не Салли, а Меган, и была она точно не кривой. В конце концов Джаспер их туда затащил. Народу набилось прилично — в основном стражники, что охраняли торговцев. Найви сразу решила, что лучше тут не задерживаться.
Они обошли очаг в полу (над углями висели цыплячьи тушки, от которых шёл дивный аромат) и уселись за дальним столиком. Эмили, Алисия и Найви довольствовались рыбным супом, а Джаспер попросил цыплёнка.
— Ну и что ты хотел сказать? — спросила Эмили с набитым ртом.
Вновь оглядевшись, Джаспер глянул на Найви:
— Это касается тебя.
Она растерялась:
— Меня?..
— В общем, так… Дядька мой, Олаф, недавно из Аклана вернулся — и там, говорит, слухи разные ходят… будто айрины в Нижнем мире объявились и стали на людей нападать.
— Что за чушь? — вскинулась Алисия. От её робости не осталось и следа: — Ты б хоть при Найви такое не нёс!
— Да тише ты!.. — шикнул Джаспер. — Я же не утверждаю, что это правда, просто говорю: ходят слухи… Да только ходят они очень упорно. Олаф знает одного умника, тот писарем при богатом купце ездит; так вот, этот писарь говорит, что и в других городах то же самое: в Минардисе, в Ливенхэлле, в Дарге… Во всех Центральных феодах одно и то же — появляются в небе айрины на чёрных зверокрылах, и всегда по ночам. Кружат над городом, а потом кого-то находят мёртвым… или дом чей-то сгорит.
В Найви всё будто всколыхнулось. Она сказала так громко, что дюжина голов повернулась в их сторону:
— Чёрных зверокрылов не бывает!
Ладонь Эмили легла ей на плечо:
— Не слушай этого дурака, — она гневно глянула на Джаспера: — Ты за этим позвал нас — чтобы Найви обидеть?
Тот едва не застонал:
— Да не хочу я никого обижать!