– О-ой! Макар, Мака-ар… Как оперу – тебе цены нет! Но как любителю покрасоваться – убил бы на месте. Прямо в этом кресле.
– Как ты там говоришь обычно? Настоящему индейцу завсегда везде везёт?
– К чему ты это?
– Вот и мне, как настоящему индейцу, повезло. Наткнулся на фотку коллективную. В коридоре у Ксенофонтовых в рамочке висела. Экипаж корабля «Академик Муромцев», 1989 год. А на фотографии оба наших покойничка, только предельно молодые. Оказывается, Ксенофонтов и Курсаков были давно знакомы. Они вместе ходили по морям и океанам до тех пор, пока Россия из примы морской стихии не превратилась в старуху из сказки с разбитым корытом, валяющимся на берегу. Тогда их дорожки и разошлись. Но жена Ксенофонтова прекрасно знает Курсакова. Они всё это время поддерживали тесные отношения семьями. Я не знаю, как дело было на самом деле. Но у меня есть мыслишки на этот счёт.
Пригладив свои русые волосы, которые уже только частично покрывали круглую голову, Рябов с деловым видом предпринял попытку положить свои ноги на край стола старшего следователя. Олег движением руки тут же скинул их. Макар не обиделся, даже наоборот – засиял от удовольствия. И тут же предложил:
– К примеру, такая версия сойдёт?
– Излагай!
– Ксенофонтов где-то прокололся. Проговорился, что у него есть хороший качественный компромат. Почуяв, что вокруг запахло жаренным, решил спрятать его подальше. Подальше – это не значит зарыть в погребе гаража или на даче. Всё равно найдут. Поэтому обратился к старому знакомому, которого не могли заподозрить в качестве его ближайшего окружения. И записался на приём. Кто заподозрит врача? Как такая версия?
– В качестве одной из тысячи подобных версий, писанных пальцем на воде, вполне сойдёт.
– Так оно. Но другой у меня в голове пока не складывается.
– Хорошо, Макар, готовь бумажки для эксгумации Ксенофонтова. Да, наверное, надо квартиру Курсакова тоже проверить на пальчики. Вдруг преступники оплошали?
В кабинет Князева без стука ввалился Сашка Адливанкин. Увидев Рябова, он, как всегда, засветился лучезарной улыбкой и пропел собственную интерпретацию известного хита:
– А у Макара такая макарена, а у Макара такая макарена. А-а-аж, до колена!
Рябов в ответ только буркнул:
– Весельчак, достал уже своим тупым юмором.
– Ой, ой, ой – тупым! У меня «запердельное» чувство юмора. Именно, так.
– Детский сад, ей богу! Олег, как ты только терпишь его выходки? Ведёт себя, как пацан из подворотни.
– Приходится терпеть. У него есть и деловые качества. Он, например, никогда не тянет резину.
«Разделавшись» с коллегой, Шура переключил своё внимание на Князева.
– Насяльнике, что у нас там за типус в коридоре сидит?
– Понятия не имею.
– Свидетель. Мой свидетель, – пояснил с помпой в голосе Рябов.
– Свидетель Иеговы? Очень странный типус. Я его спрашиваю: чего сидим? А он в ответ: сижу, значит, надо – и кому какое дело?
– Макар, это кто? – поинтересовался капитан.
– Это Виролайнен, тот самый парень, который пытался оказать первую помощь Курсакову.
– Зачем ты его вызвал?
– Так, а как по-другому?
– Опять темнишь?
– Шеф, как не крути, а надо его сейчас допросить.
– Задолбал! Почему от тебя с первой попытки никогда никакого толку не добьёшься?
– Он привык взятки выколачивать. Разве ты, насяльнике, не видишь? Чисто гаишник на обочине: всё намёками, всё иносказательно.
– Но-но! Я попросил бы совесть мою не обижать своими грязными инсинуациями! – возмутился Рябов, улыбаясь во всю мощь своего рязанского лица. – Пришли результаты вскрытия Курсакова. Они показали, что он скончался от отравления ядом, который ввели уколом в его правое бедро. Яд смертельный, на основе рицина. Действует мгновенно.
– Зачем тебе тогда свидетель?
– Он мог видеть человека, который контактировал с покойником перед его смертью. Дело в том, что камера зафиксировала участников драки со стрельбой из травматов. Но Курсаков в её объектив не попал. Он был чуть левее, на тротуаре, идущем вдоль стоянки, на которой и началась драка. Поэтому единственным потенциальным свидетелем, видевшим убийцу, мог быть Юрий Виролайнен.
– Зови! Расспросим, послушаем, сделаем выводы.
Свидетель оказался не «мужиком» и не «типусом». Судя по паспорту, он был в возрасте Христа. Правда, внешне выглядел как лицо неопределённого возраста. На нём были одеты изрядно поношенные берцы, штаны маскировочного цвета и чёрная футболка с надписью «Сделано в СССР». Лицо поросло двухнедельной щетиной, а на голове красовалась чёрная вязанная шапочка.
– Снял бы шапку, – предложил ему Адливанкин.
– Не-а! Это часть меня. Если только со скальпом.
– Настоящий индеец, – подытожил впечатление Князев.
– Чего вы к моей голове привязались? Спрашивайте скорее, а то мне некогда с вами ерундой заниматься.
– Государственные дела ждут? – слова Шуры сквозили сарказмом.
Но парень не обиделся. Он потёр крупный нос и спросил:
– Чего вызывали?
Олег взял стул и присел напротив него:
– Слушай! Ты же видел, как упал Курсаков?
– Кто это? А, понял! Да, видел.
– Опиши нам подробно.
– Я шёл, началась стрельба, он упал. Я тоже. Смотрю, его корячит, ну я и подполз. Я же рассказывал гражданину полицейскому, – указал он на Рябова.
– Нет, ты нам подробно опиши: где был ты, где он, откуда стреляли. Был ли ещё кто-нибудь из прохожих рядом.
– Описать? Это можно. Я шёл со сходняка. Ну, там немного хлебанули. Прохожу мимо этой стоянки. Там чего-то толпа занялась. И вдруг: бах, бах! Смотрю народ побежал, а этот свалился. И слышу, пули свистят. Я тоже инстинктивно припал к земле.
– Это понятно. Ты шёл навстречу Курсакову?
– Покойнику? Ну, да!
– Какое до него было расстояние, когда он упал?
– Не знаю, шагов семь-восемь.
– А рядом никого не было?
– Рядом? Был! Впереди меня парень шёл в ветровке.
– Куда он делся?
– Никуда, он сразу убежал.
– Подожди! Ты можешь описать подробно? Вот, смотри, – Князев на листке бумаги набросал примерную схему места происшествия, – здесь была компания стрелков. Здесь тропинка. Укажи, где был ты и где покойный.
Парень указал пальцем:
– Здесь я, а здесь он.
– А где был парень в ветровке?
– Парень? Между нами.
– Точно?
– Дай подумать, – типус закатил глаза. – Да! Вот сейчас всё вспомнил! Я шёл за «ветровкой» и даже не видел этого, Корсакова.
– Курсакова, – поправил Олег.
– Ага, Курсакова. Вдруг: бах, бах! Парень в ветровке побежал и только тогда я увидел покойника. Он так неестественно упал, что я сразу подумал, что его подстрелили. Стоп! Он не сразу упал. Он стоял и сначала тряс руками, как будто у него что-то забрали. Вот так! – свидетель вытянул руки вперёд и подёргал ладонями. – А уже затем завалился на бок, словно ноги перестали держать.
Его перебил Адливанкин:
– Что-то он слишком много действий произвёл. И руками помахал, и упал, а затем ещё и речь предсмертную толкнул.
– Ты к чему это Шура? – поинтересовался Князев.
– Не может человек, отравленный рицином, успеть столько дел сделать. Рицин – это яд, пострашнее цианидов.
Свидетель выслушал и возмутился:
– Чего это? Выходит, я вру?
– Может, и не врёшь, – ухмыльнулся Адливанкин, – а просто сочиняешь. Поди много выпил перед этим. И не такое со страху могло померещиться.
– Нашёлся