– Без денег в нашем мире не прожить.
– Да! Согласен! Но они не должны стоять на первом месте в приоритетах счастья!
– Но, ты, судя по твоим словам, не совсем счастлив. Может, потому, что у тебя нет денег?
– Я не совсем счастлив, потому что не знаю своей дальнейшей перспективы. Не знаю, любишь ли ты меня?
– Люблю, – она прижалась ко мне своим тёплым плечом и поцеловала.
– Если бы любила – не скрытничала.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ты чуть-ли не каждый день исчезаешь.
– У женщины должны быть свои маленькие секреты.
– Это не секреты. Это ложь. Я знаю, что ты врёшь. Врёшь, когда говоришь, что поехала к парикмахеру. Зачем мы сегодня попёрлись гулять в двенадцать часов ночи? Почему ты собрала все наши вещи? Говори!
– Я не знаю, что говорить. Мне осточертела эта старая халупа. Я хочу переехать в новое место. Давай, мы снимем дом за городом?
– Опять ложь. Ты считаешь меня легковером, которому можно на уши навесить любую лапшу?
– Тогда что ты про это думаешь? Давай, говори!
– Я думаю, я чувствую, я знаю, что вы наметили новое ограбление. Снежок, понятно, что они твои братья. Поэтому тебе трудно с ними порвать. Но ничем хорошим такая твоя жизнь не окончится.
– Какая жизнь?
– Ты же преступница! По сути – ты просто воровка. Обычная воровка, забирающая у людей то, что они заработали. Это подло, противно, гадко. И ты меня тащишь в эту пропасть.
– Вот даже как.
– Да! Так!
– Это работа. Такая же работа, как и все остальные. Между прочим, задумайся, откуда у людей столько денег, что их сейфовые ячейки забиты валютой и бриллиантами под завязку?
– Это демагогия чистой воды. Работа. Какая к чёрту работа? Аморально называть работой воровство. Как всей этой демагогией загадили людям головы. Всё перевернулось. Работать на заводе стало зазорно, а убивать и грабить почётно, – я скривил губы и, изменив голос на гундосый, обычно звучащий в анонсе низкопробных фильмов, поёрничал на эту тему: – Муж работает киллером, жена специализируется на взломе сейфов, дочь ВИП модель в эскорте богатеньких посетителей дорогих московских саун. Отличная, крепкая, добропорядочная современная семья, – и, махнув в сердцах рукой, добавил: – Пример для зависти и подражания. Запудрили дьявольщиной мозги народу. И все довольны.
– Что ты предлагаешь?
– Брось своих братьев. Порви с ними. Давай жить, как нормальная семья.
– Нормальная семья. Ты будешь вкалывать на дядю, а я буду воспитывать наших детей. Муж будет приходить с работы злой и выжатый, как лимон. Он будет приносить гроши, которые я буду растягивать от зарплаты до зарплаты, штопая колготки, и сберегая последнюю конфетку для деток. Муж станет, лёжа на диване, пить пиво, и дети будут видеть все семейные дрязги, втайне завидуя своим сверстникам из приличных семей. Нет, я не хочу такой судьбы.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы мои дети не знали нужды ни в чём.
– И для этого надо грабить банки? Может, ты ещё убивать начнёшь?
– Если для счастья моих детей надо будет кого-нибудь убить – я это сделаю.
– И меня?
– И тебя.
– И свою мать?
Она заткнулась, нервно переминая руки:
– Не знаю. Я об этом не думала. Оставим мою маму в покое.
– Как только она выродила и вырастила целую семейную банду? Цапки, какие-то. Семь Симеонов! Кино потом снимите на свои вонючие деньги: «Мама -2»!
– Надо будет – я про свою мать сниму кино. Тебя не спрошу!
– Есть чем гордиться!
– Есть! Моя мама достояна того, чтобы снять про неё кино.
– Угу! «Крёстная мать». Фильм из жизни душевного клана гангстеров, грабящих банки.
– Пошёл вон, скотина!
До этих пор я не видел её такой злой. Она была просто в бешенстве.
– Забирай свои вещички и выметайся из квартиры. Чтобы я тебя больше не видела, – сказано это было негромко, сквозь зубы, но с остервенелой ненавистью.
Она развернулась и заковыляла по мосту в сторону Фрунзенской Набережной.
Меня тоже трясло от бешенства. Да иди ты куда хочешь! Пропади всё пропадом!
Я поехал на такси домой с единственным желанием забрать свой рюкзачок, с которым приехал в Москву и свалить обратно в Питер. При подъезде к дому обнаружилось, что дорога перекрыта полицейскими. Расплатившись с таксистом, я вышел на улицу. Кругом стоял вой сирен «скорых», «пожарных» и «ментовских» машин. Во всех направлениях сновали сотни обывателей и представителей экстренных служб. Рядом с моим домом пожарные заливали потушенные останки явно взорванного автомобиля. Чуть в стороне медики оказывали помощь окровавленным людям. Это были случайные прохожие и жильцы, пострадавшие от выбитых взрывом стёкол. Я уже решил двигаться в квартиру, но вдруг передо мной вырос силуэт «Мурки»:
– Не ходи туда! Не надо!
– Что? Это вы устроили? Что ты творишь? Как ты могла?
– Не ходи! Я клянусь, что всё у нас будет хорошо, если ты сейчас пойдёшь со мной.
– Куда? Куда ты меня зовёшь? Ты меня в свою банду заманиваешь? Чтобы я взрывал автомобили и грабил банки?
– Не кричи так! И не привлекай внимание, – Снежок ухватилась за мой локоть и потянула за собой. – Здесь не место выяснять отношения.
– Нет! Нечего уже выяснять. Ты сделала свой выбор, а я свой. Отцепись от меня, – и я вырвал свой локоть из её цепкой хватки.
– Если ты меня любишь, ты должен уйти отсюда.
– Всё! – я был подавлен увиденным и одновременно взбешён. – Нет! Ни за что я не стану таким, как ты и твои братики. Забудь про меня.
Она спокойно кивнула головой:
– Хорошо, как скажешь.
Через мгновение она смешалась с толпой и исчезла из поля зрения.
Бандитом меня хочет сделать. Опять меня использовали в качестве лоха, куклы, подопытного кролика. Мне было горько, противно и стыдно. Специально послала меня заключить договор с хозяйкой квартиры, выбранной для ограбления. Чтобы мои пальчики и мои паспортные данные остались в договоре. Во мне всё клокотало. В таком виде я подошёл к пёстрой ленточке, за которой стояли полицейские. Ближайший из них меня остановил:
– Куда прёшь?
– Я здесь живу.
– Дом эвакуировали.
– Там моя мама оставалась. Я хочу проверить всё ли в порядке, – не моргнув глазом, соврал я.
– Всех вывели на улицу.
– Я её не нашёл. На телефон тоже не отвечает. Она старая и больная.
Он отрицательно покачал головой:
– Не положено.
Тогда по старому опыту общения даже с отъявленными ментами я включил «поиск» остатков совести в людях при исполнении:
– Ты не человек что ли? У тебя матери нет?
Он скривил гримасу, указывающую на то, что его прошибло, и моя просьба дошла до адресата в полной мере:
– Ладно. Виктор Иванович, можно пропустить жильца? Говорит, что у него в квартире заперта больная мать.
Офицер, стоящий чуть в стороне переспросил:
– Из какой квартиры?
– Из четвёртой, – не соврал я.
Он посмотрел в папку и снова спросил:
– Как зовут твою мать?
Я сообразил, что он заглянул в список жильцов дома